Серые глаза Эми хищно и проницательно сверкнули в полумраке, почти как у гигантской кошки, а на ее лице вдруг появилась снисходительная ухмылка. Итан и так прекрасно знал все слабые места Ричарда. Разыгравшийся спектакль казался ему неуместным.

— Ты всегда можешь заварить его сам. Давай к делу, где Эми?

— В Кошмаре.

— Она ведь вернется оттуда?

— Кто знает… — блекло произнес Итан. — Мало кто возвращается. Кошмар меняет их, но чаще — разрушает.

— Судя по тем рассказам из книги, ты сам толкал носителей туда! Почему?

— Посмотри на меня и еще раз задай этот глупый вопрос, если осмелишься.

— Ты забирал тела… но Льюис каким-то образом вернулся оттуда. Да что же такое «Кошмар»?

— Квинтэссенция страха. Ни одна иллюзия, которую я показываю, не может быть настолько сильной, как твой персональный Кошмар. Что-то вроде собственной пыточной. Ты создаешь ее самостоятельно, я здесь не причем. В конце концов, только сам разум знает, как максимально эффективно уничтожить самого себя. У Эми есть склонности к саморазрушению. Уверен, она подготовила для себя первосортный ужас.

— То есть, она может даже не вернуться, — Ричард закрыл лицо руками и повесил голову. Его мышцы ослабли и, казалось, вот-вот руки опустятся сами собой. Но этого не произошло. Напротив, он с неожиданной силой провел пальцами, чуть ли не ногтями по щекам, и вновь поднял голову. — Так почему тогда тебе не забрать ее тело раз уж ты в нем все равно? Женщины не подходят?

Под его циничным взглядом скрывалась переживаемая горечь утраты и едва заметное только одному Итану облегчение. Ричард не хотел быть на месте Эми. Он застал слишком постыдную для Итана часть биографии — когда они с Льюисом по-очереди пытались управлять общим телом.

Все то, что видел Ричард в психиатрической клинике Габриэля Фрэмптона-Аддамса, сильно напугало его. Эти картины, когда Льюис, то бросался на все подряд, то сидел и выл в углу, ведя какую-то ему одному понятную борьбу, те голоса, которыми говорил безумец, до сих пор снятся Ричарду по ночам. Он раздумывал о своей семейной болезни, о том, что пережил сам, и в итоге смог убедить всех, что его проступок — лишь следствие проклятия червем. Первая же галлюцинация, когда Итан все же начал зреть в его сознании, только убедила в этой лжи.

Несомненно, Ричард хотел спасти сестру. Но себя — гораздо сильнее. Потому что у маленькой Эми было все. Как бы с ней не обращались родители, она так и не познала на себе испепеляющий гнев их отца и тотальное равнодушие накачавшейся препаратами матери. Она также никогда не поймет, насколько сильно Ричард ненавидел Гейла за излишнюю требовательность, но прежде всего самого себя за то, что не смог оправдать возложенных на него надежд.