Брат тяжело дышит, отжимается и встает с нее, размазанной и притихшей, она глухо всхлипывает и дрожит в сладких судорогах. Он осторожно поднимает ее на руки.

Заносит в ванную.

Выходит и задергивает шторку, от меня ее отрезает.

Смотрим друг на друга и молчим.

- Что, - первым говорит Виктор и поднимает с пола брюки.

- Ничего.

Вообще ничего.

Одеваюсь, он тоже. Налетаю на штатив и удерживаю камеру, зачем-то. Хочется здесь все поколотить к дьяволу, чтобы груда стекла и пластика.

Я сегодня ошибся так, как никогда в жизни.

Поступил так, как всегда поступал.

Самый младший, самый любимый, меня всегда баловали, а братьев держали в строгости, но между нами тремя право старшего было главным важным, я привык, уступать и делиться, и ждать, когда придет моя очередь, и братья за бортом не оставляли меня ни разу.

Сегодня я делиться не хотел.

Но сделал, как раньше.

И когда он меня отпихнул - смолчал.

- Я тебя в кровать к ней пустил, Виктор, - застегиваю рубашку и кошусь на дверь ванной. - А ты меня нет.

Там шумит вода, Алиса моется.

Виктор гремит кухонными шкафчиками, изучает содержимое. Берет ополовиненную бутылку коньяка и ставит на стойку.

- Николас, - ладонями он опирается на табурет, - это тебе не игрушечный солдатик. Не навороченный гаджет. Даже не тачка. Правило здесь не работает.

- Всю жизнь работало, а теперь не работает?

Останавливаюсь по другую сторону, переставляю бутылку.