Кажется, Маша ничьих мам видеть не желала. Она поджала ноги и нахмурилась.

– За это я тебя просто ненавижу! И вообще… Зачем ты заставил меня подписать дурацкий договор, который сам пятьсот раз нарушил, а?

– Просто так. Ты ведь маленькая. Мне хотелось с тобой поиграть, повеселиться, подурачиться. Иногда я – человек порывов, делаю то, что взбредет в голову, – обезоруживающе, но очень грустно улыбнулся парень. – А еще я не хотел, чтобы о нашей договоренности кто-нибудь узнал. А ведь ты верна своему слову. Ты никому ничего не сказала.

– Естественно. В отличие от тебя. – Сердитый взгляд девушки, в котором зло заботливо прятало страх и обиду, обжег парня.

Невидимый девушке дождь пошел сильнее – он одновременно с клочьями тумана хлестал второго, полупрозрачного, Дэна по спине и по рукам, как плетка Ревности, которую она вытаскивала лишь в самых крайних случаях.

– Я такой, прости меня.

Маша ничего не сказала в ответ. А Смерчинский продолжал:

– Ланде и Черри – помнишь, я говорили, что они одни из самых моих близких друзей? – узнали о том, что готовят ребята, подумали, что если все будут думать, будто мы пара, у нас ничего не получится с нашим планом. Решили помочь. Но… несколько случайностей, и вообще весь университет стал в курсе наших как бы отношений. И постепенно я…

– Если ты хочешь сказать, что постепенно ты понял, какая я офигенная герл, то лучше молчи. Молчи, Смерчинский, – предупредила его слегка срывающимся голосом Маша.

– Хорошо. Но ты знай это.

– Зачем мне это знать?

– Потому что ты мне дорога.

– Да?

– Да.

Маша вздохнула. Уголки ее губ были опущены вниз так печально, что и самому Денису – хорошему эмпату – стало еще тоскливей.

Как будто бы не он ее только что поцеловал, а сама грусть коснулась ее губ.

– Блин, ты такой… такой… – не могла подобрать слов девушка. – Такой дурак, – выдала она.

– Я такой, какой я есть.

– Очень интересная точка зрения, Сморчок. Только меня интересует еще один вопрос. Почему ты называешь Кларского подонком? Что, продолжаешь ревновать? – вновь разомкнула все еще накрашенные темной помадой губы Маша. Помада подруги оказалась очень стойкой.

– Нет. Какая ревность? – в подтверждение этих слов красноглазая госпожа с мундштуком и в шляпке с вуалью на пару мгновений выглянула из белого липкого тумана и согласно кивнула.