Эпилог
Если меня попросят описать этого человека, я, не задумываясь, тут же скажу все, что о нем думаю, мало того, я сделаю это с непередаваемым удовольствием. Бестактный, наглый, противный тип с идиотским чувством юмора и завышенной самооценкой. У него дурацкая улыбка, которую все девчонки находят обворожительной, детские ямочки на щеках, глупая татуировка прямо на шее и дар выводить из себя нормальных и порядочных людей. В голове у него ветер, на уме – гормональные глупости, а язык этого парня – самый главный враг как его самого, так и тех, кто находится рядом. Одним словом, он – первостепенный болван и невежа. Кретин, короче, редкий.
Все это я выскажу на одном дыхании. Потом, сделав паузу и судорожно вздохнув, я, немного смутившись, добавлю, что я все равно люблю его. И, кажется, буду любить всю свою жизнь. Чего уж там: любовь зла, полюбишь и… Смерчинского. Ну, ладно-ладно, я ведь уже говорила, что, по-моему, в нашей ситуации это выражение больше подходит ко мне: любовь зла, полюбишь и меня. Но я исправляюсь, правда. И стараюсь сделать так, чтобы Денису было со мной так же хорошо, как и мне с ним. А мне с ним очень хорошо, поверьте! Так хорошо, что мне кажется, что у меня за спиной вырастают клубничные крылья.
Правда, иногда все же он умудряется достать меня, и тогда клубничные крылья куда-то временно испаряются, а мои головастики обзаводятся демонскими клыками и рожками. Честно-честно, Дэн – тот еще манипулятор и любитель повыводить из себя! А жить с ним в одной квартире – это вообще большая умора. Ненавижу, когда он складывает на меня свои руки и ноги в постели. И переставляет мои вещи. И как валяется на полу, на пушистом ковре, и все время хватает меня за ноги, как мое котэ. Зато обожаю то, как он готовит завтраки. И как слушает рок на всю громкость колонок, одновременно что-нибудь читая, работая на ноуте, переписываясь с друзьями и придумывая мне обидные прозвища типа Бурундук – Священное Животное. А еще я без ума от того, как он умеет…
– Маша, ты долго будешь тут сидеть? – вырвал меня из хрустальной пелены собственных мыслей мамин сонный голос. – Поздно уже. Тебе вставать через несколько часов.
Я только вздохнула и отложила в сторону бумагу, разминая спину.
– Мне осталось совсем чуть-чуть, мам, – заверила я ее, сделав честные глаза. – Все равно не спится.
– Ты все у меня как маленькая, – улыбнулась она с какой-то легкой грустью. Кажется, мама тоже, как и я, волнуется перед завтрашним днем.
Мы немного поговорили, мама потрепала меня по волосам и ушла в спальню, а я осталась сидеть в гостиной на полу, в окружении кучи бумаг, ручек, фломастеров и с планшетом на коленях. То и дело заглядывая в него, я складывала бумагу, пытаясь превратить ее в фигурку. Искусство оригами давалось мне тяжело, и об этом свидетельствовали смятые белоснежные листы вокруг.