Все расспрашивают, достают меня, все, кроме нее, Мойры. Она просто молчит и принимает мое решение, что рано или поздно я уеду, и только незримая грусть в глазах выдает ее чувства.

— Прости меня, Зак, — слышу ее мягкий голос, когда она подходит и обнимает меня сзади за талию. Мойра прижимается щекой к моей спине и крепче сжимает меня. — Я знаю, это заставляет тебя переживать. Скажи мне, как я могу поднять тебе настроение?

Я накрываю ее руки своими и поглаживаю большими пальцами ее бархатную кожу. Мне так нравится, как я ее чувствую, когда она рядом, мне очень легко. Тепло, защита и нежность, уют. Бл*дь, я не представляю, что случится со мной, как я буду без нее, когда уеду. В последнее время я все чаще стал задумываться об этом. Она словно запретное лакомство, что попало мне в руки на краткий момент. Это будет чувствоваться, как чудовищная потеря, с которой мне придется смириться и жить дальше, когда я вернусь к привычной жизни.

В миллионный раз негодую, думая об этой ситуации. Я много лет назад посвятил свое сердце и отдал свою привязанность той маленькой деревушке, не могу ничего поделать, хочу вернуться назад. Это чувство сродни моральной ответственности перед теми людьми, моим приемным отцом. Я знаю, абсолютно уверен, что когда придет время, я буду полностью разбит, оставляя ее здесь.

Нет ни единого долбаного сомнения, что отголоски памяти возьмут меня крепко за яйца, и не только из-за сногсшибательного секса. Нет, сейчас, уже это переросло в нечто большее, чем просто бессмысленный трах. Моя способность говорить с ней часами или сидеть в полной тишине, словно это какое-то редкое богатство, которое я никогда не имел. Даже с Парайлой у меня такого не было.

От этих мыслей мое настроение становится еще хуже, я давно уже безмолвно кричу, когда думаю об этом. Внезапно у меня возникает ощущение, что руки, которые так ласково и нежно обнимают, почти душат, не дают мне вздохнуть.

Я разрываю объятья и разворачиваюсь.

— Тебе следовало лучше бы начать собираться, если мы хотим успеть на вечеринку Рэнделла.

Печаль наполняет ее взгляд, но она не произносит ни слова, просто кивает и направляется в ванную. На краткий миг мне приходит мысль присоседиться к ней в душе, но тут же отметаю ее подальше, вероятно сейчас я не буду с ней нежным, я не хочу интимности. Внутри меня дикое стремление причинить ей боль, потому что я в полном отчаянии.

— Тогда священник смотрит на бутылку и говорит: «Господи, он сделал это снова».

Все, кто окружают меня, начинают громко смеяться, но я лишь фальшиво растягиваю губы в улыбке. Я не понял смысл этой глупой шутки, не как эти толстопузые придурки, которые называют себя сливками общества Атланты.