— Позволь мне просветить тебя, Сальваторе, — прорычал Нико. — Как только контракт был подписан, она стала моей.

— Нахуй контракт и. Нахуй. Тебя. Туз.

Нико с сардонической усмешкой провел рукой по подбородку.

— Ты планируешь отступить?

— Именно это я и сказал.

Мое сердце готово было выскочить из груди.

Нико шагнул к моему папе.

— Хочешь знать, как начать войну со мной, Сальваторе? Вот как это сделать.

Мои глаза расширились. Этого не может быть…

Отец сжал челюсти. Тони и Доминик оставались молчаливыми и непроницаемыми, их внимание и оружие не двигались с Руссо в фойе.

— Иди сюда, Елена, — потребовал Нико.

Папа бросил на меня прищуренный взгляд.

— Ты идёшь в свою гребаную комнату. Сейчас же!

Нерешительность так сильно скрутила мой желудок, что я почувствовала себя плохо. Я не знала, что делать, кого слушать. Почему это происходит со мной. Я написала записку… Я должна была догадаться, что Нико не сочтет это достаточным.

Нико перевел взгляд на меня. Его глаза были темными по краям, но радужки мерцали глубиной. Осознание пробежало сквозь меня. Он ничего не сказал, хотя в этом и не было необходимости. Он хотел, чтобы я выбрала его, и позволил мне увидеть это. Это была самая уязвимая вещь, которую я когда-либо видела в нем, и тот факт, что он мог показать мне эту его сторону, которую не многие видели раньше, вызвало у меня пульсацию в груди.