Спальня далеко, и путь к ней лежит через гостинную, в которой спит Антон. Какова вероятность, что мы его разбудим? В ванной шумит водою мама, и некуда, некуда нам с кухни бежать…

– Ладно, здесь. Но дверь надо запереть сначала, – выдыхаю, решаясь на уступку.

Такая вот цена у родительской страсти – всегда и везде бояться, что тебя запалят. А раньше можно было где угодно и сколько угодно! Но это ты осознаешь, только когда становится некогда отступать.

Ройх шагает к двери так быстро, что отчетливо виден его страх.

Но когда Ройх берется за ручку двери – оборачивается ко мне с вопросительным прищуром.

Ничего нам не надо. Ни слова. Он приподнимает бровь – я слышу его немое: “Уверена?”

Ерошу пальцами волосы и закусываю губу.

“Нет, не уверена. Но…”

Устала от этого безумного режима “меж двух огней”. Устала передумывать. Устала хотеть и бесконечно бить себя по пальцам – не трожь, не верь, не вздумай даже!

Щелкает замок – сгорает последняя соломинка. Не нужная уже совсем никому соломинка.

Жесткие мужские ладони сминают мои бедра. Жаркие губы впиваются в шею с голодом вампира.

Так дико!

Я уже и забыла что можно вот так, не "когда положено" и "где положено", а где попало, под звон сметаемых моим бедром тарелок.

Спасибо хоть не на пол! А нет, вот что-то звучно всхлипнулось, разбиваясь. Только я все равно не смотрю, мне сейчас не до этого! Я ныряю пальцами под широкий жесткий ремень. Стискиваю в пальцах горячую мужскую плоть…

Сука…

Как же бесит меня этот член.

Одним только фактом что три года его во мне не было!

– Холера!

Это не стон, не рык – рваный всхрип, какой бывает когда копье прошивает грудную клетку насквозь. Ну или когда одного озабоченного мудня, который очень давно не трахался, берут за его рвущийся в бой агрегат.

Ройх двигает меня к себе резко, будто реально надеясь членом продрать многослойный подол праздничной юбки насквозь. Я же просто выставляю вперед вторую ладонь.