– А чувство родства к ней есть? Скучаешь?

– Что за вопросы? Нет. Такого нет.

– Ощущала себя иной, отличительной? Думала, что находишься не на своём месте и занимаешься не своими делами? Принимала ли ласку родителей и давали ли её вообще? Чувствовала сестёр истинно сёстрами?

– Поняла тебя.

– Поняла?

– Да.

– Закрыли тему.

– Да, пожалуйста.

Спаситель

Спаситель

Сегодня мной правит меланхолия. Я вспоминаю, как не стало сестры.

Её тело – после нескольких дней поиска – обнаружил задействованный в поиске конвой. Она умерла в пустыне. Подоспевший лекарь заверил семью, что встреча с кем-либо из городских не состоялась, да и сами разгуливающие по просеке конвои девочку не тронули. Она брела под опаливающим солнцем нашего фамильного герба и под ним же скончалась. Я смотрел на высушенное лицо; некто пожелал себе в коллекцию чудеснейший из бутонов никогда не виданных цветов. И теперь сестра грузным гербарием приклеилась к белоснежной – словно лист в альбоме – кушетке. Нитеподобные руки лежали поверх колючих бёдер. Всё в ней вплавилось в саму себя, и только едва зримый живот выпирал горбинкой.

Я положил на него руку и получил замечание одной из сестёр.

– Пошла ты.

Мать положила руку мне на плечо и попросила выйти.

Я предупредил:

– Если выйду – могу не вернуться вовсе.

Мать испугалась и обратилась к отцу, но тот – убитый горем – не обратил внимания. И никто никак не комментировал только сейчас увиденное. Никто ничего не сказал, хотя взгляд каждого из семьи очерчивал не сухое лицо, а треугольный живот. Она была беременна. Была.

Первой не выдержала средняя – ныне ставшая младшей – сестра. Она зарыдала и завыла, чтобы нашлись Боги, способные наказать тварь, поступившую так с её родной кровью. И Бог нашелся. Никогда ещё молитва не была услышана столь скоро. Полина выдрала цепь, она позволила псу бежать.