Подозрение, если не слишком смутно, вострит уши бдительности, родной сестры безопасности. Алрой тяготился присутствием Кислоха и его компании, но сподвижники бывшего монарха с великой приязнью отнеслись к ветеранам пустыни. Их изобретательное шутовство и неутомимое веселье добавили живых красок к серому фону однообразных дней. Зато Алрой не нуждался во внешней силе для поднятии духа, он строил планы бегства в Египет. “Раздобыть верблюдов, переодеться купцами, взять с собой Бенаю и нескольких верных людей и двинуться караваном в Африку через Сирию”, – думал. И чем глубже он входил в детали замысленного предприятия, тем привлекательнее ему казалось будущее. У него припрятано изрядно драгоценностей, которые он надеялся продать в Каире и выручку употребить для насажденья сада новой жизни. Огонь честолюбивых вожделений юности испепелил собственные его мечты, оставив взамен тлеющие уголья новых надежд.

Алрой и Ширин возвращались из оазиса с прогулки. Он шел пешком, вел под уздцы верблюда, на котором восседала Ширин. Он то и дело поднимал глаза, заглядывал в мечтательное ее лицо, читал в нем радость предвкушения скорых перемен.

“Вот так, верхом, осилим дорогу в пустыне”, – сказала Ширин.

“Это веление судьбы”, – добавил Алрой.

“Мы созданы для неги и любви, империя для нас лишь бремя”, – заметила Ширин.

“Мудрецы нас учат, что прошлое есть сон. В текучке будней наука эта нам легковесной кажется. Остановив дней круговерть и в собственную душу заглянув, увидим, как правы седобородые. Разве вполне познали мы жизнь в пустыне, разве насладились вдосталь вкусом фиников с ключевой водой? А если человека естество жаждет возвращения в природу? Тогда зачем искать убежище в далеких странах? Впервые увидав Шериру, думал, он дикарь, теперь хотел бы стать его преемником. Ум человека слаб, вопрос изобретет, но не ответ. Одни говорят, вопросы труднее ответов, другие добавляют, задавать вопросы – наслаждение, а ответов не надобно – всегда пусты. А всего вернее – поменьше думать!”

“И при этом всегда надеяться, любимый!” – добавила Ширин. Они миновали городские ворота.

Сказочно прекрасна ночь, воздух чист и сладок. Ширин вперила томный взор в сияющий чернотой шелк неба. “В Багдаде это чудо было не для нас”, – промолвила, – “Тускнеет блеск дворцов в ночных лучах, спадающих с небес роскошных! Есть все у нас, что алчет любящее сердце – молодость, свобода, красота. Прошлое увидим жалким и смешным. Скорей в Египет, вот чего желаю!”

“Вскорости исполнится желанье. Еще немного, и милая Ширин верхом на верблюде отправится в путь-дрогу, и предприятие это будет потруднее вылазки за финиками в оазис. Узнает Ширин, почем фунт лиха!”