Светлый фон

Боже правый, Яна, возьми себя в руки!

Боже правый, Яна, возьми себя в руки!

Тебе все равно, как сегодня поведет себя Маркус. Тебя не заденет, если он проигнорирует.

Тебе все равно, как сегодня поведет себя Маркус. Тебя не заденет, если он проигнорирует.

Ваше вчерашнее свидание – это ничто. И поцелуй тоже неважен.

Но живот подвывает от страха, что Маркус снова закроется, отвернется.

Я иду, пробираясь сквозь толпу старшеклассников в сторону своего шкафчика – ежедневный ритуал. И почти уже добираюсь до него, когда мой живот уперся во что-то, а затем меня отодвинуло на пару шагов назад. Теперь спина прислонялась к чему-то твердому и теплому.

– Признайся, ты думала обо мне всю ночь.

Все волоски на моем теле разом встали дыбом. Маркус стоит позади меня. Его рука распростерлась на моем животе, а губы практически касаются шеи. Я немного запрокидываю голову. Маркус довольно хмыкает в ответ на мою реакцию.

– Я вот даже глаз не сомкнул. Всерьез подумывал вновь пробраться в твое окно. Мне, знаешь ли, понравилось.

– Я закрыла все окна, – прозвучало фальшиво. И Маркус это понял.

– Уверен, что ты наоборот открыла их все в ожидании меня.

Наш диалог прервался, когда кто-то толкнул Маркуса в плечо. Поскольку он обнимал меня, пошатнулись мы оба. Я проследила за тем, кто решился на такое, и даже не удивилась.

Адам.

Больше в этой школе нет настолько безрассудного смельчака, который решится вот так прилюдно задеть Маркуса. Они могут шептаться, пускать слухи, но никогда не выйдут один на один. Хотя Адам тоже схитрил. Сделал это как бы ненароком или случайно.

– Он нарывается! – Зубы Маркуса скрежетнули.

– Мы загородили проход. – Это было моим оправданием, чтобы выбраться из рук небезразличного мне самонадеянного и своенравного индюка. – Скоро прозвенит звонок.

Первые несколько уроков у нас с Маркусом отличались. А вот последний – совместный. Страх того, что Маркус вдруг изменит свой настрой, улетучился. Его обнимашки с утра видели все. И никому это не пришлось по душе.

Я уже давно свыклась с косыми взглядами, но после открытого признания Маркуса, они сменились ярко-выраженной враждебностью.

Нет-нет, да кто-нибудь заденет меня, толкнет, преградит дорогу, на что я усердно не реагировала. Даже не удосуживалась отметить их взглядом.