Не имеет значения, сколько раз я связываю, шлепаю, бью или трахаю ее. Как только я кончаю, мне нужно еще.

Больше.

И, блядь, еще больше.

Хуже всего то, что дело не только в сексе с Анникой. Дело в ней.

Дело в том, как она подчиняется моему господству, она мазохистка для моего садизма.

Потребность полакомиться ею постоянна, интенсивна и бесконечна.

— Тебе понравилось? — спрашивает она по дороге на парковку.

Я прижимаю большой палец к ее коже, затем продолжаю свой ритм.

— Очень.

— А я-то думала, что ты не любишь кино.

— Я говорил не о фильме.

Анника, должно быть, заметила изменение в моем тоне, потому что она делает паузу, ее губы разошлись, и розовый цвет расплылся по ее щекам и фарфоровой шее.

— Ты... ты...

— Ты действительно потеряла дар речи?

Она делает вдох.

— Клянусь, я становлюсь такой только рядом с тобой.

Я улыбаюсь и притягиваю ее к себе, когда несколько детей пробегают мимо нас к родительским машинам.