Она подходит ближе, ее мягкие черты лица меняются.

— Почему? Что случилось?

— Ты ведь понимаешь, что Джереми не выудил из нее эту информацию, будучи хорошим спортсменом, верно?

Моя жена сглотнула.

— Я так и думала. Он... может быть хладнокровным, это он перенял от отца, но под всем этим я знаю, что у него есть сердце.

— Это то, что моя мама говорит о моем брате, и самое ужасное, что она верит в это, но мы все знаем, что он психопат.

— Джереми не психопат.

— Учитывая то, что он сделал, он, вероятно, хуже.

— Что он сделал?

— Я пообещал ему, что не буду лезть в его дела, если он не будет лезть в мои, и я бы хотел сохранить это перемирие. Не в корыстных целях, а ради Анники. Ей не нравится, когда мы конфликтуем.

Лия кивает в знак понимания, а мне хочется притащить своего сына обратно с другой стороны океана и вытрясти из него всю дурь.

Он не должен был принять Крейтона так легко или быстро, независимо от того, какую сделку они заключили.

Хотя после того, как Анника выстрелила в Крейтона, чтобы спасти его, его неодобрение все равно постепенно спало.

— Мне тоже не хочется, чтобы она уходила, но, может быть, на этот раз нам стоит позволить Аннике сделать свой выбор, папа, — вот что он сказал мне, когда мы виделись в последний раз.

Очевидно, это из-за того, что он заключил сделку с этим маленьким дерьмом.

Этот маленький засранец встает, шепчет что-то Аннике, и она прерывает свои выходки с Яном, чтобы услышать, а затем широко улыбается ему.

Он идет к дому, а я скрываюсь из виду, пока он идет в ванную, вероятно, чтобы умыться или выблевать то, чем она его кормила.

Когда он выходит, я не пытаюсь спрятаться, и он делает паузу, прежде чем направиться в сторону сада.

Я преграждаю ему путь, и он останавливается, подняв бровь.

— Это радушный прием? Или у тебя где-то спрятан пистолет?