– У тебя есть девушка?

– Конечно нет, – лжет Зандерс, пряча дерзкую улыбку у меня на шее и проводя горячими губами по моему горлу. – Нет никакой девушки.

– Тогда почему именно сегодня об этом пишут в интернете?

– Твою мать, Рич, я не знаю. Если тебя так волнует моя личная жизнь, можешь выяснить это сам.

Он снова начинает целовать все мое тело и возбуждает меня, его горячий рот дразнит кожу груди, губы спускаются ниже.

– Может быть, мне стоит позволить слухам распространиться. Может быть, тогда ты поймешь, какой ущерб наносишь образу, над созданием которого мы так усердно работали. Может быть, тогда ты поймешь, о чем я пытался предупредить тебя весь сезон.

Зандерс делает паузу прямо над моим пупком.

– Рич, мне уже наплевать.

– Я делаю это для тебя, Зандерс! Ты получаешь такие деньги благодаря тому, что вы с Мэддисоном можете предложить «Чикаго» помимо вашего таланта на льду кое-что еще. Тебе платят за весь пакет! Платят за чушь о дружбе Мэддисона и ЭЗа, которые полностью противоположны друг с другу. Так какого хрена ты решил рисковать всем этим в год перезаключения контракта?

– Я сильно сомневаюсь, что «Чикаго» не подпишет со мной новый контракт только потому, что название их организации не фигурирует в заголовках газет вместе с моим именем.

Вот так-то. Это мой парень.

Его пальцы скользят по краю моих трусиков.

– В самом деле? – Рич издает злобный смешок. – Тогда почему я ни слова не слышал о новом контракте с «Чикаго», когда сезон почти закончился?

Это заставляет Зандерса остановиться и убрать от меня руки. Он садится прямо, хватает телефон и подносит его ближе к уху.

– Подожди. Что?

– Я предупреждал тебя, – продолжает Рич. – Я говорил тебе, что «Чикаго» нужен постоянный плохой парень, а в этом году ты сдал назад. Я ни в малейшей степени не удивлен, что они не вышли на связь.

Зандерс потрясенно приоткрывает рот, его глаза становятся тусклыми и безучастными.

– Твою мать, Зандерс, я же тебе говорил. Теперь мне нужно немного поработать и прикинуть наши варианты.

На этом его агент вешает трубку.

Вся радость или жизнерадостность, которые были у Зандерса сегодня вечером, теперь исчезли, и он сидит в потрясенном молчании. В лунном свете я вижу, как его грудь быстро вздымается от тревожных вдохов, а на лице отражается реальность его самого большого страха.