– Но ты же общаешься сейчас с отцом.

Айви кивнула и нахмурилась:

– Потому что я устала от вранья и тайн. Устала бояться. Папа обещал не сдавать мать властям, и я ему верю. Если бы хотел, давно бы сделал это. Я просто очень устала. – Она прислонилась виском к спинке лавки.

В свете уличного фонаря Айви – Вайнона – выглядела мертвенно-бледной. Я словно впервые видел ее. В повседневной жизни она постоянно шутила, смеялась, отличалась энергичностью и жизнерадостностью, но за этим фасадом пряталась очень ранимая, нерешительная, запуганная девочка, зависимая от мнения окружающих, а в особенности от матери. Не стоило никакого труда, чтобы довести ее до слез и заставить усомниться в себе. И я мог лишь догадываться, насколько она была одинока на самом деле и насколько боялась доверять людям.

– Айви, мне так жаль… Клянусь, я не повторю ошибок твоего…

Она покачала головой:

– Не надо. Не давай обещания, которые не сможешь сдержать. Мой отец тоже клялся маме любить ее вечно, а она из-за него потеряла все. Даже свою семью и родной дом.

– Но я не твой отец.

– Прошу, Рэйден, возвращайся в дом.

Я недоверчиво покачал головой:

– И это все? Ты бросаешь меня только потому, что боишься, что мы повторим ошибки твоих родителей?

Я приблизился к ней и, обхватив ее лицо ладонями, поцеловал. Жадно и отчаянно, вкладывая в поцелуй всю свою тоску и надежду. Айви не сопротивлялась, на секунду поддалась порыву и коснулась ледяными ладонями моей шеи.

– Умоляю, скажи, что я не выдумал все это, скажи, что любишь меня, Айви. Я не готов расставаться вот так просто… – шептал я между поцелуями, лихорадочно поглаживая ее лицо. Айви тихо плакала, но прижималась ко мне все сильнее. – Пожалуйста, не бросай меня. А если собираешься уйти, то скажи мне это прямо в глаза. Скажи, что ничего не чувствуешь ко мне, что не хочешь больше видеть. Скажи, если это так.

Айви покачала головой.

– Не могу, – всхлипнув, выдавила она.

– И не надо. Давай просто будем вместе. Мы справимся. Обещаю.

Она покачала головой:

– Мне нужно побыть одной. И все обдумать.

Осколки моего разбитого сердца сгорели дотла, обращаясь в пепел.

Я отстранился и неуверенно кивнул: