Наклонился, поцеловал его. Помедлил. Давно уже не чувствовал «запахов здоровых, молодых, как тело детское»…[133]
Спросил его, не надоел ли ему Человек-Паук, прицепившийся к его майке, дотронулся до волос, шеи, что? и даже на носках? и что… и на трусах тоже? Узнал, как нужно складывать пальцы, чтобы они стреляли липкой паутиной, попробовал сам, ничего не вышло, пообещал, что потренируется, выпрямился и увидел, что Алексис Ле Мен плачет.
Забыл все свои «благие намерения» и загубил работу аптекарши.
Раны, шишки, ссадины, швы, все пластыри и плотины, все пошло прахом.
Они схватились за руки, обняв Анук…
Шарль отстранился первым. Боль, синяки. Алексис взял своего мальчишку на руки, рассмешил, пощекотав ему живот, скорее, чтобы не выдать себя, высморкаться, и взгромоздил его себе на плечи.
– И что же с тобой стряслось? С лесов упал?
– Да.
– Видел Корину?
– Да.
– Ты тут проездом?
– Совершенно верно.
Шарль остановился. Алексис прошел вперед еще шага три и повернулся к нему. Напустил на себя высокомерный вид крупного землевладельца и дернул сына за ноги, восстанавливая равновесие. Хоть в чем-то.
– Приехал нотации мне читать?
– Нет.
Долго смотрели друг на друга.
– Кладбищенский бред продолжается?
– Нет, – ответил Шарль, – нет. Закончился…