Данная картина не надоедала, и я не стала невосприимчивой к этим твердым, круглым соскам, которые окружены влажными, темными волосами. Или к этим жестким, твердым мышцам брюшного пресса. К этим широким плечам, узкой талии и выпуклым мышцам, из-за чего он выглядел более впечатляюще.

В прошлом году он отказался от съемок для обложки журнала по какой-то глупой причине, и я не понимала, почему. Даже если он много весил, он выглядел потрясающе. Если бы он только решил продавать календарь со своими фотографиями, он заработал бы так много денег.

Но об этом я подумаю позже, а не когда Эйден рассказывает мне о том, что я исказила стереотипы об остальных его соотечественниках.

— Не все канадцы хорошо играют в хоккей, — объяснил он, завязывая шнурок своих пижамных штанов.

Я посмотрела в его спокойное лицо и приподняла брови.

— Ты говоришь, что полный отстой в этом?

Он окинул меня своим самодовольным взглядом, который обычно я ненавижу, и уперся своими руками в бедра.

— Я не полный отстой. Я хорош в хоккее. Просто не наслаждаюсь игрой.

Высокомерный?

— Ты же сидела со мной на всех этих интервью. Ты все знаешь, — добавил он тоном, который задел что-то во мне, будто он пытался сказать мне что-то, что я никак не могла собрать воедино.

— Ты просто всегда говорил, что тебе нравилось играть в лакросс, вот и все, — по какой-то причине, никто никогда не спрашивал, почему он не играет в более популярный канадский вид спорта, чем в тот, который был преимущественно американским, ну, насколько я помню.

Здоровяк оперся своей задницей о комод.

— Когда я был моложе, мой дедушка записывал меня туда на пару сезонов, но во мне ничего не щелкнуло, ты этого не знала? — я покачала головой. — Хоккейный тренер из моей старшей школы в десятом классе пытался рекрутировать меня играть за него. Тогда я уже был метр восемьдесят. Весил девяносто килограммов, но я сказал ему, что не заинтересован.

Даже если я признаю, что различия между футболом и хоккеем огромны, я все еще не могу понять, на что он намекает.

— Что тебе в нем не нравится?

— Мне он не нравится. Вот так все просто, — он надавил кончиком своего языка изнутри на щеку, и Здоровяк не делал никакого театрального представления из того, что говорил. — Мой отец бил меня, потому что мог, по крайней мере, раз в неделю, пока я не достиг половой зрелости. За всю свою жизнь я ввязывался в достаточное количество драк; я буду драться с кем-то по хорошей причине, но не ради игры.

Пока росла, я пыталась не сильно жалеть себя. Из-за того, что мать не слишком сильно любила меня. Из-за того, что я оказалась не так важна для того, кем бы ни был мой отец, чтобы хоть раз попытаться встретиться со мной.