Между нами повисла тишина, прежде чем он спросил:

— Ты не едешь к маме?

— Нет, — уже после того, как ответила, я поняла, как пренебрежительно прозвучали мои слова. — Мои сестры проводят Рождество с ней. Сейчас она замужем, и у нее есть приемные дети, которые тоже приедут. Она не одна, — и даже если бы она осталась одна, я бы все равно не поехала. Я могу быть честна сама с собой.

— Где твой брат?

— Со своими друзьями.

— Твоя подруга? Диана?

Из-за его занятости мы немного времени проводили вместе и говорили друг другу лишь «привет» и «пока», и в одно и то же время смотрели телевизор.

— Она со своей семьей, — после того, как ответила, я поняла, как прозвучали мои слова. — Клянусь, обычно я в порядке. Просто не в духе, вот и все. Что насчет тебя? Ты в порядке?

— Последнее десятилетие я провожу Рождество в одиночестве. Так что ничего особенного.

Из всех людей, с кем я могла бы провести праздники, я с тем, чья история очень похожа на мою.

— Полагаю, положительная сторона в том, что если ты не хочешь, тебе больше не нужно проводить их в одиночестве, — не уверена, зачем произнесла следующие слова, но я сделала это. — По крайней мере, пока мы застряли вместе.

Почему это прозвучало так жалко?

— Я застрял с тобой, не так ли? — спросил он обманчиво мягким голосом.

Он пытался сделать так, чтобы я почувствовала себя лучше?

— На следующие четыре года и восемь месяцев, — я улыбнулась ему, даже если ощущала внутри невероятную грусть, как будто песок застрял в песочных часах.

Его голова дернулась назад. Это движение было крошечным, очень крошечным, но оно было.

Или мне показалось?

Прежде чем я смогла решить, показалась мне его реакция или нет, Здоровяк резко спросил:

— Ты расскажешь мне, наконец, что сделала твоя сестра, чтобы разозлить тебя?

Конечно, он спросил. А почему бы и нет? Не то чтобы я держала все это в секрете. Просто не люблю об этом говорить. С другой стороны, если и есть в мире человек, с которым я могу поговорить о Сьюзи, это Эйден. Кому он расскажет?