* * *

Утро индивидуальной фотосессии началось с интервью, траекторию которого стоило бы предугадать заранее: в момент, когда журналист неправильно произнес мое имя. «Саломея!» – крикнул он и продолжил называть так, даже когда я его поправила. Ничего страшного, подумала я; давно ведь привыкла, что люди постоянно коверкают мое имя.

Саломея. Саломи́я. Самолея. Салями. Саламандра. Солома. Сало. Сол. Сэлли. Саманта.

Или дурында, но только для брата.

Или овца – для младшей сестры.

Неважно; если человек не в состоянии запомнить имя после того, как его поправляют… это знак. В данном случае – знак, что журналист окажется конченым идиотом.

Я пыталась сбежать от него. Обычно мне удавалось улизнуть, но в последнее время их стало так много, что эта возможность оказалась недостижимой. Желудок скрутило, стоило мне заметить пасущихся у поля телевизионщиков. Я могла щеголять перед людьми в одном спортивном лифчике, спокойно играть на глазах тысяч людей, но как только в поле зрения появлялась хоть одна камера…

Только не это. Нет-нет-нет.

В общем, только я их заметила – сразу попыталась обойти широкой дугой. Пусть докапываются до остальных девушек. Самая дальняя от входа компания уже перехватила Грейс, нашего капитана. Господи, спасибо тебе. Еще одни набросились на Харлоу, и я выдохнула с облегчением.

Оставалось пройти всего пять метров. Каких-то пять метров, и меня бы не тронули. Даже сердце забилось быстрее, и я уставилась прямо перед собой. Нельзя смотреть им в глаза.

Три метра. Господи, ну пожалуйста…

– Саломея!

Вот ведь!..

Обернувшись, я с превеликим облегчением обнаружила, что к журналисту не прилагалось ни камеры, ни отдельного оператора. Блогер, как пить дать. Я была готова его расцеловать.

Начал он с нормальных вопросов. Чем я занималась в межсезонье. Как продвигались тренировки. Кого я считала нашим главным соперником.

Я как раз отвечала на последний вопрос, мысленно готовясь с ним распрощаться, когда репортеры за спиной вдруг оживились. Опять же, ничего такого. Но у журналиста забегали глазки: он уже не слушал, что я говорила, а выслеживал новую жертву. А ведь обычно репортеры появлялись перед тренировками только во время плей-оффа. По крайней мере, пока в команде не завелась немецкая суперзвезда мирового масштаба.

Такое ощущение, что они чуяли его появление. И по выражению лица журналиста я быстро догадалась, на кого же он смотрит.

Тем временем его взгляд переместился обратно на меня… и снова в сторону.

Мимо прошел Култи, отмахиваясь сразу от трех репортеров, лезущих к нему с камерами и вопросами, и я проводила его взглядом, полным одновременно злости и ужаса. Ему, значит, можно себя так вести, а мне нет?