Наступает ночь. Только я, Тео и Джун сидим на патио возле очага, предаваясь воспоминаниям. Мы с Тео потягиваем пиво, а Джун попивает чай со льдом. Она придвигает шезлонг рядом с моим, а Тео сидит напротив нас, увлеченно наблюдая за язычками оранжевого пламени.
– Этого не было, – визжит Джун, заливаясь смехом, как будто она тоже подшофе, как и Тео. – Возьми свои слова обратно, Тео. Ты врешь.
– Я не вру. Клянусь, можешь даже спросить у мамы. Ты подумала, что этот совершенно случайный человек в бассейне был папой. Ты пыталась пойти с ним домой. Только у него вся грудь была волосатой. Самый, блин, волосатый чувак, которого я когда-либо видел. А ты берешь его за руку, смотришь на него невинными глазами и спрашиваешь:
Она вся становится пунцовой, закрывает лицо ладошками и длинными волосами.
– Ложь. Паутина лжи. – Джун качает головой, настаивая на своем, не переставая смущенно смеяться. – Я бы узнала своего собственного отца.
Мои губы расплываются в хитрой улыбке.
– А ты уверен, что это был не он? – спрашиваю я Тео, вскинув бровь.
Он хмурится:
– Разумеется.
Я едва выговариваю следующие слова:
– Я имею в виду, он мог быть мухой… или он мог быть грибом.
Джун прыскает со смеху, чуть не подавившись напитком.
Тео мотает головой в мою сторону, рана явно еще не затянулась.
– Да, Брант, я уверен. И кстати, пошел ты к черту, и к черту грибы. – Широкая улыбка и взрыв смеха смягчают его слова. – Я даже не люблю грибы. Теперь меня бесит, что я всегда выбирал его в Mario Kart.
– К черту грибы, – повторяет Джун, задыхаясь от смеха. Она наклоняется вбок, виском прижимаясь к моему плечу, а рукой прикрывая рот.
– Серьезно, – говорит он. – Пошло к черту много чего, но грибы в первую очередь.
– О боже… это наша новая дежурная фразочка, Тео. – Плечи трясутся от смеха, ногтями впивается мне в плечо, пытаясь удержать равновесие. – Когда мы будем что-то очень сильно ненавидеть, давайте говорить «к черту грибы». – Она еле дышит сквозь приступ дикого смеха. А я буквально удерживаю ее, чтобы она не свалилась на плитку.