Джун улыбается. Она сжимает мою руку, большим пальцем проводит по моим костяшкам; отблески огня пляшут в ее глазах, отчего те мерцают оранжевым светом.
– Давай прокатимся.
* * *
Я останавливаюсь у ворот, глубоко укоренившееся чувство паники леденит мою кровь.
Перед нами простирается кладбище.
– Джун, я не могу.
Лунный свет бросает отблеск тусклого сияния на тенистые надгробия, подсвечивая мою боль. Джун стоит совсем рядом со мной в темно-синем джемпере, волосы собраны в высокий пучок. Она берет меня за руку, переплетая пальцы, я сжимаю их так крепко, что боюсь, могу сломать ее хрупкие кости.
Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами:
– Ты можешь, Брант. Я знаю, что можешь.
Я качаю головой:
– Тебе не следовало приводить меня сюда. Это не твое решение.
– Иногда нам нужен небольшой толчок от людей, которые нас любят. – Джун сжимает мою руку так же сильно, словно говоря мне, что я не сломаю ее. Она будет настолько сильной, настолько мне нужно. – Тебе просто нужно быть смелым в первый раз, а потом уже будет намного легче.
Мои собственные слова словно эхо возвращаются ко мне самому.
Я знаю, что я лицемер.
Мне двадцать четыре года, а я ни разу не пришел на могилу матери. Ни разу. Когда я был маленьким мальчиком, я был уверен, что она оживет, вылезет из земли и схватит меня своей костлявой рукой. Глупые сказки, конечно же. Детские отговорки, чтобы отмахнуться от трудного дела. И чем старше я становился, тем труднее это было сделать: с каждым годом, мне казалось, между мной и мамой словно увеличивается пропасть. Она все больше ускользала.
Возможно, в этом таилась тень обиды.
Она обещала мне, что всегда будет защищать меня. Это были ее последние слова и я верил в них.
Она лежит в шести футах под землей. Она мертва, а я все еще здесь.