Каким-то образом посещение ее могилы казалось мне жестоким напоминанием об этом.

Холодное, горькое напоминание о нарушенном обещании.

– Я не думаю, что смогу.

– Я обещаю, что ты сможешь…

– Я не хочу! – Я поворачиваюсь и бросаю на нее взгляд, в груди словно камень от зарытого в глубине души горя. Я бледный, словно призрак, и чувствую себя таким же потерянным. – Я не хочу.

Если я и напугал ее, она этого не показывает. Джун подносит руку к моему лицу и прижимает к моей щеке. Мои глаза закрываются.

– Хочешь.

Я сглатываю ком в горле, уткнувшись в ее ладонь. Это непроизвольная реакция на ее прикосновения. Она дотрагивается до меня, и я таю. Я тону. Судорожно вдыхаю, мои глаза все еще закрыты, я замираю, когда чувствую, как теплые губы касаются моей щеки.

– Для поддержки, – шепчет она, после чего тянется ко второй щеке. – Для храбрости.

Я распахиваю глаза и понимаю, что это ошибка. Ошибка – смотреть на нее, когда она стоит на цыпочках, одной рукой держа меня за ладонь, а другой – за мое плечо. Ощущение ее сладких поцелуев все еще горит на моей коже. Но я изо всех сил стараюсь подавить желание взять больше, чем она подарила мне; больше, чем она когда-либо сможет подарить. В ответ я лишь киваю:

– Хорошо.

Джун облегченно выдыхает, опускаясь. Ее губы расплываются в улыбке, она смотрит на меня одновременно и с гордостью, и с благодарностью, после чего ведет меня через ворота. Наши пальцы все так же сплетены.

Я смотрю под ноги, уткнувшись взглядом в траву, пока мы быстрым шагом пробираемся через надгробия.

Я концентрирую свое внимание на ощущении ее теплой руки в моей.

Я концентрирую свое внимание на цикадах, поющих свои песни призракам.

Я как могу занимаю свой ум, пока она не замедляет шаг на середине кладбища; в поле моего зрения попадает блестящее каменное надгробие. Значимое, но незнакомое.

Драгоценное, но вместе с тем пугающее до дрожи.

Кэролайн Мари Эллиотт