Ненавижу то падение.
Ненавижу, что отец разобрал его на части на следующее утро, закрыв главу моего детства, которая все равно всегда будет дорога моему сердцу.
Сделав глубокий вдох, я открываю дверь во внутренний дворик и выхожу наружу.
Брант поворачивается ко мне.
Все в нем словно замирает: его мышцы и даже дыхание. Он просто смотрит на меня, молча и неотрывно. Эмоции, отразившиеся на его лице, не похожи на те, что я видела, когда мама и папа наблюдали за мной, пока я спускалась по лестнице. Это совсем другое.
Он выглядит так, словно ему больно.
В его глазах пылает жар тысячи сияющих солнц, и я боюсь, что это гнев.
– Привет, – говорю я кротко. Мои губы пересохли, несмотря на то что их покрывает вишневый блеск. Прочистив горло, я нерешительно делаю шаг ему навстречу, заставляя себя улыбнуться. – Что скажешь?
Когда я делаю реверанс, а затем выпрямляюсь, Брант моргает, словно пытаясь избавиться от тех эмоций, что вырвали его из реальности.
Он отводит глаза на мгновение, затем снова смотрит на меня:
– Ты выглядишь потрясающе.
По телу струится тепло, будто поцелованный солнцем ручеек.
– Правда?
– Конечно, правда.
– Я не была уверена. Ты выглядел, будто в бешенстве.
Он скользит по мне взглядом, и, когда наши глаза снова встречаются, по спине пробегают мурашки. Его взгляд настолько пронзительный, что кажется, будто он может видеть меня изнутри, – даже мое бешено стучащее сердце. Я непроизвольно прижимаю руку к груди, как будто могу унять удары.
Брант потирает затылок, наконец улыбнувшись:
– Я был немного зол.