Светлый фон

Но больше всего на свете мне хочется, чтобы ты знала – я люблю тебя.

Но больше всего на свете мне хочется, чтобы ты знала – я люблю тебя.

Я полюбил тебя с самого первого момента, как увидел, и со временем моя любовь к тебе только возросла. Так жаль, что мне пришлось расстаться с тобой до того, как мы смогли построить нашу совместную жизнь, ту, которую всегда представляли.

Я полюбил тебя с самого первого момента, как увидел, и со временем моя любовь к тебе только возросла. Так жаль, что мне пришлось расстаться с тобой до того, как мы смогли построить нашу совместную жизнь, ту, которую всегда представляли.

Нет слов, которые могли бы облегчить и унять твою боль или унять мысли, преследующие меня по ночам, пока я лежу в этой постели, ожидая, когда наступит конец. Я никогда не был силен в словах. Это всегда было твоим коньком. Но я хотел написать тебе это письмо и сказать, что ты любовь всей моей жизни, и я буду ждать тебя на Небесах.

Нет слов, которые могли бы облегчить и унять твою боль или унять мысли, преследующие меня по ночам, пока я лежу в этой постели, ожидая, когда наступит конец. Я никогда не был силен в словах. Это всегда было твоим коньком. Но я хотел написать тебе это письмо и сказать, что ты любовь всей моей жизни, и я буду ждать тебя на Небесах.

Береги себя и не торопись.

Береги себя и не торопись.

Люблю тебя.

Люблю тебя.

Карло

Карло

 

Я не осознавала, что плачу, пока первая слеза не скатилась по мокрой щеке, капнув на бумагу и размазав чернила слов о его любви ко мне. И как только упала эта первая слеза, я сорвалась. Мое лицо исказилось, я прижала руку к животу, куда ухнуло мое сердце. Я уронила письмо на островок и прикрыла рот другой рукой, зажмурив глаза и зарыдав так сильно, как никогда прежде.

Казалось, читая это письмо, я держала в руках своего мужа. Мой муж. Тот, кого, как мне казалось, я знала. Тот, кому я верила.

Громкое рыдание сотрясало мое тело следующие минуты. Оно разрывало меня изнутри, лишая дыхания. В какой-то момент я упала на холодный кафель и прижала колени к груди.

Я не могла понять, почему плакала. Может, потому, что скучала по нему. А может, потому, что все еще любила его. Или же потому, что ненавидела.

Я не знала точной тому причины, даже когда наконец встала, все еще шмыгая носом. Глаза опухли от слез, и я сложила письмо и сунула его обратно в конверт. Затем вытащила остальные конверты, увидев, что он написал своей маме, папе, даже моим родителям. София, должно быть, действительно не рылась в содержимом после того как только увидела мое имя, потому что письмо, адресованное ей, все еще было запечатано.