Мне было сложно спорить с Сенем, даже если Демир понятия не имел об этом платье[35]. Тетя Мельтем была замечательной женщиной, и я собиралась надеть то, что она выбрала.

– Ну, отчасти это правда, – признала я одними губами.

Она положила помаду на прикроватную тумбочку и накрасила ресницы тушью, сделав их более завитыми. Посмотрев на свою работу, Сенем с удовлетворением взяла меня за руки и подняла на ноги.

– Хорошо, ты выглядишь восхитительно, – сказал она, поворачивая меня к зеркалу. А затем быстро направилась к двери, чтобы выйти из моей комнаты.

– Пойдем, я спускаюсь на завтрак, не опаздывай.

И когда она показала на меня пальцем, я кивнула. Она уже собиралась исчезнуть в коридоре, но тут вдруг снова прислонилась к двери, как будто ей что-то пришло в голову.

– Кстати… Я уже несколько дней думаю кое о чем. Я всегда забываю спросить тебя, потому что другие вещи мешают.

– Что случилось?

Сенем надула щеки в глубокой задумчивости, затем лихорадочно выдохнула.

– Есть ли у госпожи Севды связь с дядей Суатом?

Я почувствовала, как мой пульс участился. Не зная, как мне реагировать, я пыталась просто держать себя в руках и ничего не выдать. Я схватилась за край комода, возле которого стояла.

– С чего ты взяла?

– Я тоже не понимала, Ниса. В ночь представления, после того как ты ушла с Демиром, она все время спрашивала меня о дяде Суате. «Ты с ним знакома? Ты его видела раньше?» и так далее. Я не понимала причины этих вопросов, но она казалась очень любопытной.

Почему госпожа Севда так много расспрашивала о дяде Суате? Почему она настойчиво обращалась даже к Сенем, которая не имела к нему никакого отношения? Я не могла ответить на вопросы, возникавшие в моем сознании, но прекрасно понимала, что происходит что-то, и просто надеялась, что все тайное не выплывет наружу. Если все вскроется, когда я меньше всего буду этого ожидать, я этого не переживу.

– Понятия не имею.

Я не хотела лгать Сенем, но мне пришлось это сделать из-за своего обещания. На неделе я встретилась с Мустафой, и, не касаясь темы Айбюке, мы обсудили, что будет дальше. Он хотел уехать в Стамбул с отцом, подальше от всех, хотел остепениться. Хотя дядя Онур сказал, что не может поехать с ним из-за своих дел с дядей Суатом. Но Мустафа сказал, что как-нибудь уговорит его.

Все это время он снова просил меня молчать. Мне не хотелось ему этого обещать, но я была вынуждена так поступить. Я не могла. Не могла сказать Демиру или Сенем эту правду, которая съедала меня изнутри.