Вот мне пять лет, и я бью мальчишку детской пластиковой лопаткой по голове, за то, что он кинул песок в мою сестренку и она заплакала.

Десять, играю в «резиночки» с девчонками во дворе. Прыгаю, что есть сил, ведь я непременно должна выиграть.

Пятнадцать, убегаю от одноклассников, с мольбертом и красками в руках, ведь я «чушь малюю».

Двадцать два, рисую в парке, после окончания пар. Краска ложится не так как мне того хочется, от чего я психую и хмурюсь.

— Морщинки будут, — слышу голос слева. Оборачиваюсь стоит молодой, симпатичный парень и ехидно улыбается.

— Не будут, — уверенно отвечаю и смущаюсь.

— Вы правы, на таком красивом лице и морщины будут украшением. Я Алексей, — протягивает ладонь.

— Мирослава, — протягиваю в ответ для пожатия, но он перехватывает тыльной стороной вверх и целует.

— Очень приятно, — осматривает меня с головы до ног. И мне хочется спрятаться от этого взгляда, но я почему-то расправляю плечи.

Потом были красивые ухаживания, поцелуи, объятья. Мне, немного замкнутой и непонятой этим миром, казалось, что вот это то самое.

Я с юности думала, что у меня в жизни будет лишь один мужчина, которому я подарю себя лишь после свадьбы. Я прекрасно понимала, что живу старыми устоями, и сейчас хранить целомудрие уже не в моде.

Помню даже, как подслушала разговор однокурсников. Они рассуждали о том, что если девушка не подходит в сексе, то и жениться на ней нет смысла.

Видимо, у Лёши были те же понятия. Или у больных людей их не бывает? Но, я поняла это слишком поздно. Сначала были просто намеки, затем зажимания, а после…

Первый удар был не сильный, легкая пощечина. Но уже после неё я поняла, что нужно оборвать все связи с этим человеком, что я и сделала.

Но Алексей Андреевич Сокольников не привык отступать. И если жертва выбрана, он как падальщик будет кружить над ней и выжидать.

Он втерся в доверие к моим родным, объявил меня своей невестой и сально смотрел на мою сестру. Но никто кроме меня этого не замечал.

Второй удар или серия ударов, была жестче. Синяки сходили около двух недель, на которые он меня и покинул. Я обрадовалась, что он наконец-то отстал, но не тут-то было. Пришел через две недели с цветами, как ни в чем не бывало, сказал, что был в командировке.

Мой взгляд полный ужаса и отчаяния заметила лишь Агата. Сестра… Я ведь и её чуть не погубила…

Идея бежать была спонтанной и даже не моей. И как оказалось, абсолютно провальной. Не знаю, что чувствовали другие жертвы насилия. Но могу описать, что чувствовала я.

Пустоту.