– Я, пожалуй, тоже лягу спать. Меня очень сильно беспокоит нога, – сказала Галина.

– Да, пойдемте, я вас устрою, девушки.

– Мама, Таисию проводи в мою комнату, – попросил Райнер, игнорируя неодобрительный взгляд матери.

Барон пригласил Райнера с Эрихом сесть за стол, налил по рюмке конька и, серьезно посмотрев на сына, сказал:

– Райнер, я должен знать все, чтобы в очередной раз понять тебя и знать, что делать дальше.

– Хорошо, отец. Я начну с самого начала.

Райнер собрался и начал свой рассказ с момента приезда в Солнечный. Он рассказал, как спас Тасю от насилия, как немцы вели себя в оккупации, как Эрих ценой риска для своей жизни спас его от партизанской пули, как тяжело ему далось это решение дезертировать. Во время рассказа к ним присоединилась Амалия. Закончив с устройством девушек, решила побыть с сыном. Она слушала исповедь своего единственного сына, и ей казалось, что она сама прошла через все эти испытания. Райнер закончил рассказ, а Эрих, почувствовав напряженную обстановку, создавшуюся между отцом и сыном, в сопровождении Амалии покинул столовую.

– Райнер, ты же офицер! Как так? Кто ты сейчас? Сейчас ты дезертир! Ты понимаешь, чем это тебе грозит? Вдобавок ко всему ты притащил в дом русских!

Барон ходил вокруг большого стола в столовой, заложив руки за спину. Изредка он подходил к столу и делал глоток коньяка, пытаясь понять их положение.

– Что? Как? – кричал он в бешенстве.

– Генрих, ты чего расшумелся? Что за паника? Ты сам твердишь, что война проиграна. Ты продал дом! Ты собрался покинуть Германию? Или тебе легче было бы от того, что твой сын погиб героем? За что? Почему ты его не хочешь услышать?

– Отец, если бы я продолжал воевать на фронте, то возможно, я бы и сейчас продолжал бить русских, но солдат, а не беззащитных женщин и детей! Только в оккупации я увидел настоящее лицо войны! Голодные, полураздетые люди в лагерях, которые пачками в день умирали от непосильной работы. Униженные и раздавленные личности. Женщины, ложившиеся с нашими солдатами за кусок хлеба, чтобы накормить своих детей! Вот она – война! Я был свидетелем, когда наши солдаты вытаскивали огромными железными плоскогубцами у мертвых пленных золотые зубы и коронки, я видел женщин после пыток в гестапо. Отрезанные груди, выколотые глаза! За что? За килограмм каши, которую она взяла в немецкой столовой, дабы накормить семью! Это настоящий хаос! И только одному богу известно, что ждет немецкий народ, когда Сталин дойдет до Германии. Одному богу известно, каким будет возмездие!

Райнер сел за стол и схватился за голову, покрывшись испариной. Амалия подошла сзади к сыну и, нежно обняв, сказала: