Она согласилась и начала пить. Солнце освещало её потный лоб, и на мгновение я замер, чтобы посмотреть, как капля воды стекает в сторону декольте. Последние несколько недель я часто представлял себе Пенелопу без футболки, и эти мысли вызывали целый ряд ситуаций, с которыми я до сих пор не мог справиться.

— Ты… ты опять спорила с профессором? — спросил я, чтобы отвлечься от своих мыслей.

— Он ничего не понимает в лакроссе, ничего! А ты знаешь, что раньше он преподавал музыку? Что может понимать в лакроссе тот, кто показывал, как играть на трубе?

Я хотел указать ей на то, что одно не исключает понимания другого, но сдержался, потому как знал Пенни достаточно хорошо, чтобы понять, — когда она злится, то становится несговорчивой.

— Ты права.

— Конечно, права. А вот ты, как получилось, что сидишь здесь? Разве мой отец не завербовал тебя? — спросила она, садясь рядом со мной.

В конце концов, после долгих уговоров, Келли записала меня в футбольную команду, и я обнаружил, что мне нравится играть, поэтому отец Пенелопы стал моим тренером.

— Он дал мне это. Хочет, чтобы я научился читать схемы, а потом пытался двигаться вперёд, — объяснил я, показывая ей несколько листков.

— Тайт-энд?

— Реси́вер.

— Почему ты не выглядишь взволнованным?

— Он хочет, чтобы я играл со старшеклассниками.

— Круто!

— Не знаю, так ли это круто.

— Ты боишься получить травму?

— Нет, я не боюсь пораниться, а боюсь выставить себя дураком!

Я врал; конечно, я ужасно боялся получить травму. Мне было одиннадцать, и хотя я был быстрее и выше своих сверстников, я не был так силён, как старшеклассники.

— По-моему, ты не облажаешься.

Нога Пенелопы коснулась моей, и я почувствовал, как моё лицо вспыхнуло; сердце забилось быстрее и… и начало двигаться что-то ещё.

— Бакер, у меня очередная двойка по математике.