В уголках его глаз выступили слезы, словно Гынён сказала что-то очень грустное.

– Снова собираешься плакать? Маме позвонить?

– Прекрати! – ответил он и перевел взгляд на медикаменты, которые лежали вокруг них на полу. Он толкнул пузырек с антисептиком, и тот покатился прочь.

Девушка никак не отреагировала на его шалость и молча положила лекарство в аптечку, а затем собрала пластыри и окровавленные бинты.

– Кто же с тобой такое сделал? – спросила она и отвернулась, чтобы не показывать влажные от слез глаза.

Выражение лица Худжуна было холодным как лед.

Он будто был убит горем. Но почему же ей так больно? Она потерла свою ладонь.

Худжун молча сел на диван. Девушка закончила обрабатывать его раны и, не зная, что теперь делать, села на другой край дивана, упершись локтями в колени.

Наступило гнетущее молчание. Девушка положила голову на подлокотник. Худжун тоже сменил позу. Сейчас он был больше похож на бандита, который не выстоял в битве за свой район. Она не знала, что с ним теперь делать и какие лекарства ему нужны.

– Тебе нужен соджу или доктор? – спросила девушка, жалостливо глядя на него.

– Пластырь, – ответил он хрипло.

– Пластыря у меня много. – Она потянулась за аптечкой.

– Есть что-то, что заклеит сердце? – Он смущенно улыбнулся, так как вопрос показался абсурдным даже ему самому.

– Я поищу, но не уверена, что поможет. Давай сначала решим более насущные проблемы.

Она считала, что он сделал что-то безрассудное. Худжун молчал.

– У тебя есть соджу? – спросил он вдруг.

– Собираешься обработать свое сердце? Хорошо, я схожу и куплю. Должно немного помочь.

Гынён взяла пальто и надела обувь. Худжун все так же сидел, погруженный в свои мысли.

– Ты прямо фанат соджу. Правильно говорят, что, выбирая между вином и соджу, корейцы выберут соджу. Верно?