Оскар вздохнул и посмотрел на нас с Дэни.

– Там плесень завелась, и весь гипсокартон нужно сдирать.

Мы с Дэни скисли.

– Это отстой, – сказала я.

«Индиго» был старым захудалым баром с тусклым освещением, скрипучими деревянными полами и маленькой сценой, перед которой стояли столы и стулья. Потрепанная вывеска едва читалась, но завсегдатаи прекрасно обходились и без нее: дорогу сюда они нашли бы даже во сне. Помещение насквозь пропиталось кислой вонью пива. Короче, та еще дыра – потому что все свое внимание Оскар направлял не на здание, а на людей. Однако местечко было с прошлым – в смысле относилось к исторической застройке. Одна хорошая потасовка, и оно развалится ко всем чертям.

– И когда ты планируешь сдирать гипсокартон? – поинтересовалась я.

Оскар пожал плечами:

– Когда смогу себе это позволить, так что, пожалуй, году в 2050-м.

Хлопки и одобрительные возгласы сигнализировали, что на сцену поднялся очередной комик. Тревор был в бейсболке козырьком назад и с зеркальными солнцезащитными очками в белой оправе, нацепленными на затылок.

Я мотнула подбородком в его сторону и сказала:

– Он снова это проделал.

– Джем, – с нажимом произнес Оскар, наполняя очередной бокал.

Я вскинула руки.

– Он нарочно задерживается, чтобы выступать последним, и всем говорит, что он ведущий комик.

С четверга по субботу комики выступали в произвольном порядке, а в остальные дни недели был хэдлайнер и несколько стендаперов на разогреве.

Оскар поставил бокал и смерил меня взглядом.

– И пока мы его ждем, ты выступаешь на десять минут дольше. Все в выигрыше.

Я прикусила язык. Он говорил дело.

– Ты прав. А я свинья неблагодарная. Извини.

Оскар подмигнул мне.