Мне даже все равно, что на нас сейчас смотрит тысяча людей. Наверное, даже больше, ведь это показывают по телевизору.

Это того стоило – все страдания, вся боль, все страшные моменты. Все это того стоило, и я прошла бы эти испытания тысячу раз, чтобы в итоге оказаться рядом с Джейми Штрайхером.

– Наверное, тебе стоит взглянуть на кольцо, – шепчет он, не отрываясь от уголка моего рта.

Я смотрю в коробочку, которую он держит в руках, и снова таю.

– Оно как мое ожерелье.

Потрясающий серо-голубой камень покоится на кольце из белого золота, а по периметру этого огромного центрального камня разбросаны маленькие бриллианты. Оно изысканно, уникально и безупречно.

– Ну да. Я хотел, чтобы оно подходило, чтобы ты и его могла носить каждый день. – Он аккуратно вынимает его из коробочки. – Хочешь примерить?

Я не могу оторвать от кольца глаз. Никогда ничего подобного не видела.

– Да, пожалуйста.

Джейми тихо посмеивается, и я улыбаюсь, а потом вспыхиваю от удовольствия, когда он надевает кольцо на мой безымянный палец. Стадион разрывается от шума, и я готова поклясться, что от такой громкости лед дрожит у меня под ногами. Игроки стучат клюшками о лед, кричат и свистят в нашу честь.

– Мне очень нравится. – Я закусываю губу, а моя грудь разрывается миллионом теплых, летящих эмоций.

Джейми держит меня за руку, и, когда я смотрю в его глаза, я вижу перед нами будущее. Это только начало, и мне не терпится узнать, куда нас приведет наша невероятная жизнь.

– Ты готов стать моим? – спрашиваю я.

– Пташка. – Он улыбается той сногсшибательной улыбкой, которая предназначается только мне. Он улыбается, словно я ожившее чудо и он любит меня больше всего на свете. – Я всегда был твоим.

* * *

Мы с Хейзел и Донной сидим в верхнем секторе и ждем начала третьего периода. Донна постоянно хватает меня за руку, с улыбкой смотрит на кольцо и чуть не плачет.

Она так взволнованна. Это ужасно мило.

У Хейзел вибрирует телефон. Другие сидящие рядом сотрудники тоже достают телефоны, пиликающие от уведомлений. Глаза Хейзел пробегаются по экрану, и ее лицо каменеет.

– Эй, – пихаю ее я.

Когда она смотрит мне в глаза, у нее такое лицо, будто ее сейчас стошнит. Или она упадет в обморок. Сложно сказать.