– Не понимаю почему, – признаюсь я и сразу чувствую себя свободнее. Свободнее от того, что призналась, как неуверенно себя чувствую.

Всю жизнь я расчетливо и жестоко строила образ, который готова показать людям. И растерянность в него никогда не входила.

– Знаю.

– Знаешь?

– Знаю, что ты не понимаешь. Это нормально.

Я смотрю на него, совершенно ошеломленная, и вдруг он переворачивает все с ног на голову.

– Ангел, я люблю тебя. Люблю тебя, люблю хаос, который ты создаешь вокруг, люблю твое мстительное чувство справедливости. Люблю тебя за то, что ты привязалась к Ливи и стала за нее бороться. Люблю за твою самозабвенную преданность. За то, как ты прекрасна изнутри и снаружи.

Я молчу.

– И я знаю, что ты тоже меня любишь.

И снова молчу, не зная, что ответить.

Паника нарастает, горло сжимается, видимо, сейчас я заплачу, но мне не удается отвести от него взгляд.

И как же здорово, что не удается, потому что я вижу его лицо, когда он снова начинает говорить.

– Знаю, что тебе не по душе эти слова. И говорить их ты не любишь. Они слишком много значат, ты их боишься. Так вот, Ками, мне плевать. Плевать, если ты так никогда и не признаешься мне в любви, лишь бы ты осталась со мной до конца жизни и согласилась слушать признания от меня.

Он, наконец, замолкает, тишина в комнате меня просто душит.

Не знаю, сколько мы так стоим, молча глядя друг на друга, и, наконец, я выговариваю пересохшими губами:

– Мне страшно.

– Знаю, Ками. Это нормально.

Это не великодушный жест, не красивое признание, но для меня эти слова значат больше, чем все, что он сказал за последние десять минут.

За последний час, за последний день…

За все лето.