— Я бы умер с тобой в один день, но ты, наверное, со мной не захочешь.

— Разумеется, это у тебя девять жизней, а у меня всего одна и мне её жалко.

— Глупенькая, как ты могла подумать! — он сцепил руки в замок у меня на животе и уткнулся подбородком в плечо. — Конечно я не хочу, чтобы ты умирала. Я же просто так это сказал. Так всегда говорят, если они очень сильно любят друг друга. Чтобы никому не было плохо оставаться одному. Бабушка, вон, деда очень сильно любила, а когда он умер, всё просила, чтобы он её к себе забрал.

— Лучше бы те, кто сильно любит, жили вечно. Так было бы справедливо. Должна же быть хоть какая-то польза от всего этого, а не только страдания, — я вдруг вспомнила ту женщину в отеле, похожую на трансвестита. — Почему убивать любовь может, а оживлять нет?

— Как это не может? Я вот почти умер, а ты меня оживила.

— Я серьёзно. Ты же сам говорил, что сильно любить — очень страшно. Даже если тебя любят в ответ. Ты просто перестаешь быть собой и постоянно боишься потерять то, что есть.

— Тебе сейчас плохо? — забеспокоился он.

— Сейчас нет. Но… У тебя никогда не было такого чувства, что скоро это закончится? Что мы не подходим друг другу и вообще, всё слишком напряженно и странно? Как будто где-то там тикают невидимые часы и отсчитывают нам время?

— Не знаю, ты мне подходишь, — он беспокойно развернул меня к себе. — И я бы очень хотел, чтобы ты всю жизнь вот так сидела у меня на коленях, гладила и никуда не могла уйти. Даже, если вдруг очень разозлишься, даже если мы поругаемся, даже если наступит конец света. Чтобы мы жили долго и счастливо, а потом умерли в один день…

Замявшись, он убрал ладонью с глаз чёлку и болезненно поморщился.

— Но ты… Ты не можешь. Думаешь, я не понимаю? Я всё понимаю. Я ведь тоже не мог забрать того пса и пока ждал, что он исчезнет, слышал эти часы.

— Жаль, что всегда не может быть, как сейчас, — я потянулась и снова растрепала ему чёлку. — Интересно, как сейчас в Капищено?

Неожиданно, ничего не ответив, Амелин снял меня с колен и бросив: «ща, погоди», убежал в дом, а потом вернулся одетый, взял за руку, и сказал «пошли».

Но мы не пошли, а полетели быстрым шагом в сторону карьера, в обход коттеджей. Всю дорогу я гадала, что он задумал и сколько не упрашивала, не смогла вытянуть ни слова. Наконец, проскакав, ломая ноги, по лесным корням, вышли прямиком к Дереву Желаний — широкой раскидистой иве, одиноко застывшей неподалёку от берега.

В её ветвях на поднявшемся ветру свободно развевались разноцветные ленты, платочки, лоскутки, плетеные фенечки и вообще всё, что только можно было привязать. В небе очень низко носились ласточки.