После школы почти все пошли в «Сто пятьсот» и веселились там до вечера. Алкоголь, разумеется, был, но наливали его тайком под столом, а работники кафе делали вид, что ничего не замечают, потому что мы скупили у них все салаты, сэндвичи и роллы.

Мы фотографировались, обсуждали концерт, счастливо размахивали выпускными альбомами, несколько девчонок из нашего класса плакали, но в основном мы шутили, смеялись, настроение было отличное. Кто-то прихватил с собой связку шариков, и мы снова запускали их, но на этот раз перед кафе посреди улицы, и прохожие поздравляли нас, желая удачи на экзаменах.

Ксюша не отлипала от Матвея. Они повсюду ходили в обнимку и как одержимые целовались у всех на виду. Несколько раз я пыталась поблагодарить ее за внезапную заботу на концерте, но она будто не слышала и сразу же переключалась на разговор с кем-то другим. А когда Проскурин с Лу стали собирать компанию, чтобы отправиться пешком в центр города и гулять там всю ночь, громко сообщила, что у Матвея родители уехали на дачу и после кафе они пойдут к нему.

– Хочешь с нами? – предложила мне Лена Колпакова. – Тебе же есть восемнадцать?

– Есть.

– Марго знает хороший клуб. Оторвемся.

– Для клуба нужно зайти домой, чтобы переодеться, не завалюсь же я туда в школьной форме.

– Да брось, все знают, что сегодня последний звонок.

Предложение звучало заманчиво. Я обожала танцевать, а компания набиралась большая. Ника Сазонова, крутившаяся возле Лены, замерла и посмотрела на нее с неодобрением. Я совершенно забыла, что, по словам Жанны, она ревнует ко мне Проскурина. Но Колпакова ее не поняла.

– Сходи переоденься лучше, Алис, – сделав над собой усилие, сказала Ника будто с участием, – твои банты и гольфы соберут всех педофилов города.

Я хотела ответить ей прямо, что ее Паша мне на фиг не сдался, но заметила за окном Мартова и Тима, разговаривающих возле входа в кафе. Мартов курил, выпуская дым наверх, а Тим просто стоял и слушал его, опустив голову и занавесившись волосами. Я не умела читать по губам и не обладала экстрасенсорными способностями настолько, чтобы сквозь толщу оконного стекла услышать их голоса, но сомнений в том, что они говорят обо мне, не возникло. Зная Кирилла, нетрудно было предположить, что именно он втирает Тиму. Другой вопрос, как поведет себя Рощин. Ведь он пытался заверить меня, что у него все серьезно, а на мою просьбу не писать ему ответил, что главные фигуры еще не разыграны, а потому партия продолжается. По всей вероятности, это означало, что сдаваться он не намерен. Однако за весь день Тим подошел ко мне всего один раз на первом этаже возле стенда фотозоны и попросил сфотографироваться с ним, Ксюшей и Матвеем. Тогда я подумала, что это просьба Ксюши – последнее совместное школьное фото. До отвращения болезненная мысль, которую я прогнала сразу же, как только отошла от стенда. Школа, может, и закончилась, но мы жили почти в одной квартире, и рано или поздно примирение было неизбежно.