Я не хочу вспоминать то, что произошло этой ночью. Пусть всё лучше останется именно так, как сейчас, в темноте. Иначе это может помешать мне, сбить с намеченного пути и разбить хрупкую ступень, на которую поднялся.

Дерьмо, так гадко я ещё себя не чувствовал. Помимо сильного похмелья, сухости во рту, головной боли, напряжения, мучительного ожидания Шай, появляется чувство вины. Знаю, что наговорил достаточно, чтобы она не желала меня видеть. Но я никогда не ухожу, не объяснив причин. Меня так научили. Рассказывать то, что меня побуждает ошибаться или же нет, независимо от того, насколько потом будет больно.

Не знаю, как долго сижу в коридоре, у закрытой двери, даже дремлю, пока сердце первым не набирает обороты, при едва уловимом звуке ударов тонких каблуков по мрамору. Медленно приоткрывая глаза, сначала натыкаюсь взглядом на элегантные бежевые лодочки, на изящные лодыжки, тёмно-синюю юбку, а затем на усталые карие глаза.

Опираюсь затылком о стену, и слов нет. Я смотрю на Шай, так же не сводящую с меня глаз, и мне хорошо. В одну секунду спокойствие наполняет грудь, и я чувствую себя ещё большим засранцем. Словно очень давно не видел, хотя едва прошли сутки. Минуты, в которых мы не можем найти ни одной причины для диалога, тают. Порой и такое бывает, когда тишина становится необходимостью. Когда это лишь небольшой отдых перед масштабным крушением.

Отводит взгляд и, молча, открывает ключом дверь. Поднимаюсь с пола, и она не препятствует тому, чтобы я вошёл за ней.

– Элеонор, на сегодня ты свободна, – тихо произносит Шай, и я первый раз слышу невероятную усталость в её голосе. Домработница явно недовольна моим присутствием, выходит, она знала, что я здесь. Сидел у двери, как полный придурок.

Ставлю сумку на пол и нервно провожу ладонью по волосам. Шай спокойно проходит к лестнице, и это мой шанс. Всё как-то очень странно сейчас, что дышать сложно.

– Думаю, нечего тянуть, и я должен извиниться. Я был полным ослом, придурком и сам не могу понять, что со мной происходит, когда ревность появляется внутри, – мне даже самому отвратительно от своего хриплого и севшего голоса из-за похмелья и сухости в горле. Но мои слова заставляют Шай остановиться на первой ступеньке и повернуться.

Делаю шаг и сглатываю, когда вижу в её глазах пустоту.

– Прости меня, сначала он появляется здесь, рушит вечер, предназначенный только для меня. Затем ты обедаешь с ним, Даррен рассказывает мне, что я всего лишь «насекомое», которое ты видишь только как кусок дерьма. И я сорвался. Да, это не оправдание, но так получилось. Я не умею ещё контролировать того, что происходит с нами. Такого не переживал, понимаешь? Мне сложно, очень сложно, как и тебе. Но я пришёл, чтобы решить всё. Я не убежал, я пришёл, – делаю взмах рукой и ожидаю от неё вердикта. Её лицо каменное, без эмоций, как будто она глуха и нема ко мне. И это зарождает внутри панику.