— Артём… — мой охрипший со сна голос то еще сексуальное великолепие, но я до ужаса хочу спать. Ночь безумств закончилась для нас только под утро, и у меня совсем не было в планах тащить попу на мороз в… восемь утра! — Артём, просыпайся!
— М-м-м… — отвечают мне многозначительным мычанием и сильнее притягивают в кольцо рук, даже не думая подниматься.
Арчи не сдается, а продолжает громко, на манер петуха, будить своего хозяина.
— Что он лает, Лия? — шепчут мне в макушку, устраиваясь удобней. А у меня мурашки по телу маршируют от его движений под боком и от мыслей о вчерашнем. А как тепло в его сильных мужских объятиях — словами не передать.
— Он хочет гулять…
Бессовестным образом закидываю ногу на Стельмаха и с наслаждением провожу ладошкой по небритым щекам, едва не мурча от удовольствия, целую в губы моего мужчину. От такой формулировки мыслей и осознания, что это не сон и не шутка, в голове порхают птички от счастья. Хочется абсолютно детским образом зацеловать всего этого идеального представителя мужского пола, развалившегося под боком и так сладко… дремлющего. Дремлющего? Так. Стоп!
— Арте-е-е-е-м! — легонько прикусываю губу мужчины, — Арчи! — Нагло и провокационно залезаю на крепкий мужской торс и зацеловываю до тихого смеха, обхватив ладонями его небритое лицо. С ума сойти: Артём Стельмах — мужчина моей мечты и мой любимый мужчина. Утыкаюсь носом в шею Артема и улыбаюсь, как дурочка, блуждая ладошкой по груди, словно высеченной из камня. — Вставай!
— Лия… — чувствую сжимающую мою ягодицу ладонь и жалобное:
— Погуляй с ним, а?…
— Нет.
— Любимая… — жалобней стона и не придумать, и, если бы не минус двадцать за окном, я бы, наверное, сдалась.
— Неплохая попытка, но чей собакен?
— Майи.
— Надо было думать головой, когда дарил этого вредного лиса.
— Это все Гаевский.
— А-а-а… — меня разбирает жуткий хохот, что и заставляет мужчину открыть наконец глаза.
— Что смешного?
— Знаешь, Гай уже пару лет пытался подарить Майе собаку… мне его порывы удавалось удачно сдерживать.
— Вот же… говнюк, — прижимает меня к себе улыбающийся от уха до уха Артем и, похоже, никуда и не собирается. Но Арчи оказался у нас гораздо упрямей, чем его хозяин. Спустя десять минут его непрерывного “гав-гав” и с сотню моих поцелуев со словами “Артем, вставай”, мы побеждаем. Его лицо с выражением вселенской печали не передать словами. Можно только смотреть и любоваться, пока, проклиная на чем стоит свет, своего — Майи — пушистого друга, Стельмах натягивает брюки и джемпер.
— То есть ты меня в восемь утра выпнула на мороз, а сама спать собираешься? — делают мне замечание, ощутимо так ущипнув за мягкое место, пока я натягиваю на себя все одеяло и, обняв подушку, позволяю себе еще пять…нет, двадцать пять минут беззаботного сна.