На горячую головенку ему Антонина навязала платок, смочив его из бидона. Колька хныкал. Теперь оттого, что у него платок с рóжками. Антонина и на сына поглядывала. Мотающийся упрямый Сашкин чуб держал жару. Как хороший боксер удары. Однако и сына заставила навязать мокрый платок.

Калерия отпросилась с работы только к обеду, до участка доехала на попутной. Сбросив с замотанной тяпки сумку с едой, молча протянула Антонине бумажку. Извещение на багаж. Из Игарки? Господи, едет, что ли? – испуганно обрадовалась Антонина. Черт его знает. Калерия вертела головой. Ну какая тут картошка! Собрались в минуту. С Колькой сразу всё прошло. К дороге торопился впереди всех. Растаращивался ручонками, путался в ботве, спотыкался. «Папка едет! Папка едет!»

Железной дороги к городку не было, приходящий какой-либо багаж возили из Уфы машинами. Прямо на почту, на задний двор ее. Если контейнер какой приходил, то там и ставился. Контейнер должен быть, контейнер! Что-то о мебели бормотал. В прошлом году!..

Но никакого контейнера во дворе почты не нашли… Тогда поспешили в само багажное отделение. Выяснилось – одно место действительно пришло. Багаж. Но одно. Всего одно. Как? Почему одно? Странно. Толстая работница с отсиженными сзади ногами, как с изъеденными древоточцем чурками, пошла в склад. Долго искала там среди ящиков и мешков, сверяясь с бумажкой. Вынесла, наконец, велосипед. Велосипедик. Детский, трехколёсный. В бумажных лохмотьях, перевязанных бечёвками. Поставила на пол перед всеми. На фанерной бирке, прикрученной проволокой, было написано: место – 1 (одно) и адрес. Все в растерянности смотрели на велосипед, словно ждали от него чего-то. Работница тоже смотрела. «Одно место», – подтвердила еще раз. Застиранный казенный халат ее, в карманы которого она привычно засунула руки, был цвета просветленной сажи.

Присели, ощупали, нашли еще одну бирку. Картонную, маленькую. Где цена и завод. На оборотной ее стороне прочли пьяные качающиеся слова: «Колька, параз… смотри у меня… Я тебе д…» Больше ничего не было. Дальше, верно, сил не хватило. «Гад!» – отвернулась Калерия. Побелевшие ноздри ее вздрагивали. «Гад!» Стукала кулачком в кулачок.

– Ну, будет тебе, Каля… Прислал ведь… Сыну… Не забывает ведь…

Но Калерия уже закусила удила, уже кричала:

– Да он рубля нам не перевел, рубля! – Не обращала внимания на вздрогнувшую, сразу испугавшуюся женщину. – Рубля! Письма не написал! Зато – «вот он я! Пьяный! Купец! Жрите меня!»… Гад…

Калерия пошла с почты. Антонина и ребята, обтекая поворачивающуюся растерянную работницу, говоря ей «до свидания», тоже заспешили. Антонина торопливо обрывала с велосипеда бумагу, веревки. Бумага тащилась следом, с железа не отрывалась. На удивление много ее оказалось, много. Тут еще веревки! Заталкивала все в большой бак у выхода…