Мужчина молчал и продолжал напряжённо смотреть на меня, сжимая в руке несчастную коробочку. А я развернулась и вышла, громыхнув тяжёлой дверью. Меня душили слёзы, но я держалась. Внизу старушечий всевидящий десант, надо отойти подальше, а там уж дать волю своему горю. Вылетев из подъезда, неимоверным усилием воли заставила себя скривиться в улыбке и сказать бабулькам пару благодарственных слов, после чего сделала знак Диме, наблюдавшему за мной из авто, и стремительно направилась к ближайшему скверу. Беседка с широкими скамьями, вокруг с десяток деревьев, усыпанных зелёной листвой и готовых скрыть от чужих глаз. Это именно то, что мне сейчас нужно!

Краем уха услышала, как хлопнула дверца машины: Зарецкий направился за мной. Я ускорилась, рыдания рвались наружу. Нет, это не отец уходил сейчас из моей жизни, а мои чаяния и надежды, бережно хранимые с самых юных лет. Наверное, многие дети, не знающие кого-то из родителей, представляют их замечательными людьми и думают, что стоит с ними встретиться — и всё будет хорошо. Да, глупо было предполагать, что этот мужчина меня примет или хотя бы встретит по-человечески. Я для него чужая, результат ошибки молодости, а о таких ошибках мало кто любит вспоминать.

Но я ни секунды не жалела, что приехала сюда. Неизвестность куда хуже любой самой страшной правды. Теперь я смогу с чистой совестью вычеркнуть этого человека из нашей с мамой памяти и жить дальше. Только боль от этого не стала слабей. Плотину моего самообладания прорвало, горячие слёзы потоком хлынули по щекам. Я стояла и плакала, а Дима… Он подошёл, прижал меня груди, как когда-то давно я прижимала его, десятилетнего мальчишку со сбитыми коленками, и гладил по голове, пока я сотрясалась от рыданий, давая выплакаться у него на плече. Мы вновь поменялись местами, теперь не я поддерживала его, а он меня.

Что бывший воспитанник бормотал, почти не понимала, но от звука любимого голоса и тепла сильных рук становилось легче. Он усадил меня на скамью и слегка укачивал, а я всё плакала и плакала (словно выливая наружу то, что накопилось во мне за двадцать восемь лет жизни без отца), прижимаясь к нему и почти растворяясь в его надёжных объятиях. А потом почувствовала, как быстро бьётся Димкино сердце. Точно так же, как и моё.

Димасик. Подняла к шефу заплаканное лицо, провела пальчиками по его щеке. Нет, он не плакал, но смотрел так, что я понимала: Димке сейчас так же больно, как и мне, больно за меня.

— Всё настолько плохо? — в его голосе слышалось напряжение. — Может, мне твоему родителю фэйс подрихтовать? Он тебе ничего не сделал?