Я даже застыла на пороге гостиной от возмущения.
— Не сердись? Не сердись?!
— Ну… да, ты слишком бурно реагируешь, — я не могла хорошо видеть в темноте, но поняла, что друг улыбается. У него очень красивая улыбка, даже не видя ее я умудрилась залюбоваться, но вовремя опомнилась: вообще-то мы стоим посреди ночи в компании трупа тут стоим.
— Да ты уже все границы перешел! И если раньше я тебе это с удовольствием позволяла, то сегодня мой предел. Помогать тебе с трупом я не собираюсь!
— Ты что, так вот меня тут бросишь?! — не поверил Ромка, и между прочим, правильно сделал. Знает же гаденыш, что так никогда не поступлю, по крайней мере с Ромкой. Да и в истории нас втравливала скорее я, чем он… (свалить вину на ближнего я любила). Я глубоко вздохнула:
— Так не брошу, избавимся от трупа, вот тогда…
— Идет! — подозрительно легко согласился этот иезуит.
— Что будем делать?
— И ты даже не спросишь, что случилось? Сразу говорю, я тут не при чем!
— Я уверена, труп этого бедолаги с тобой не согласится, раз уж оказался в твоей квартире, — ядовито заметила я.
— Но…
— Давай оставим твою сказочку на потом, а сейчас решим, что делать с этим, — я в который раз ткнула пальцем в труп.
— Вывезти за город конечно.
— Включи свет, — скомандовала я.
— Но…
— Ты что, действительно думаешь, что если мы включим свет, то станем менее заметными?! Да мою тачку полгорода знает! Я приехала сюда среди ночи, что кстати не особо подозрительно, раз я здесь частый гость, ты включил свет. Что такого?
Ромка молча щелкнул выключателем и я на мгновение ослепла. Открыв глаза первым делом посмотрела на друга: напуганным он не был, вид как всегда невозмутимый до ужаса, нахальная улыбочка и дерзкий взгляд, как будто сам черт ему не брат. На самом деле я всегда подозревала, что если и не брат, то как минимум близкий родственник, хотя обычно Ромка говорил тоже самое обо мне. Так, с душевным состоянием друга явно все в полном порядке, поэтому я перевела взгляд на труп. Потом нехотя подошла и присела рядом на корточки.
Объектом, который еще доставит мне немало неприятностей в будущем (тут не надо быть гадалкой, чтобы это понять), оказался мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти. В том, что неприятности незамедлительно последуют я как раз ни секунды не сомневалась, есть у трупов такое дурацкое свойство: раз помер сам, испорть жизнь окружающим. Уходи красиво, как говорится. Мужчина был мне незнаком, что ни о чем не говорило: весь город я знать не могла. Хотя, на второй взгляд и угадывались знакомые черты… нет, наверное, показалось. Чистый, опрятный, одет вполне прилично, зря я его бомжом обзывала. В том, что он покинул наш бренный мир сомнений у меня не было: живые такими бледными не бывают. Ну и посиневшая широкая полоса на шее с кроваво-красными следами как бы намекали на это. Значит, парня задушили, и, если я не ошибаюсь, больше двух часов назад.