Трехпалубный красавец «Суворов» уже стоял под парами. У сходней милиционеры с красными нарукавными повязками сдерживали толпу баб:

— Не велено пускать на пароход!

Те ругались:

— Чего народ зря томите? У нас билеты куплены…

— Мешочника одного ловим. Он, сукин сын, спекулировал на базаре.

Бабы сразу притихли — каждую можно было арестовать за то же самое. У одной наверняка мука в коробе припрятана, у другой — сахар.

Начальник милицейского отряда спорил с небритым капитаном. Он ему слово, а тот — в рупор — десять:

— Пропадите вы пропадом со своим обыском! — И крыл матюками новую власть.

Клим покосился на милиционеров — сопляки, мальчишки, записавшиеся в «силы правопорядка», чтобы не идти на фронт.

— Эй, слышь, аргентинец, может, тебе штык сгодится? — не сдавался веселый солдат. — У нас много всего ненужного.

Клим усмехнулся:

— Нет ли у вас ненужного начальника, чтобы разогнать этих орлов? А то ведь они не уймутся, пока взятку с капитана не получат.

— Да мы их сейчас гранатой на испуг возьмем!

За три рубля была проведена блестящая операция: при виде фронтовиков милицейских юношей как ветром сдуло.

— Мерси и добро пожаловать в революционную Россию! — сказал веселый солдат, получая гонорар.

Бабы-спекулянтки ринулись к сходням.

2

2

Шумя гребными колесами, «Суворов» медленно разворачивался. В каюте было душно, пахло мылом и нагревшейся на солнце клеенкой. Солнечные блики дрожали на стене.

За десять лет ничего не изменилось на волжских пароходах: диван, койка, застланная красным шерстяным одеялом, привинченный к полу столик, на стене лампа под матовым колпаком.