– Ну я ведь на службе целыми днями! Когда мне с книжками возиться?!

– Мне кажется, товарищ Валахов – это наш человек, – миролюбиво произнес Баблоян. – Совсем недавно он даже читать не умел, а сейчас ему доверяют вполне серьезные дела. Прогресс налицо, и можно надеяться, что в будущем Валахов станет более подкованным по теоретической части.

Большинством голосов (Баблояна и Драхенблюта) Валахову оставили партбилет.

По рядам публики пронесся вздох облегчения, но потом дела пошли не так гладко.

Сотрудницу, которая должна была ехать на нелегальную работу в Париж, вычистили из партии за то, что ее отец был иереем. При этом Диану Михайловну оставили – хотя ее отец являлся коллежским советником.

Поначалу никто не хотел задавать вопросы коллегам – все боялись мести, когда придет их черед. Но постепенно те, кто уже отстрелялся, начали припоминать друг другу незаконно полученные путевки, использование телефона для личных переговоров и служебные романы.

Этери Багратовна выдала комиссии бухгалтершу, повесившую объявление о продаже заграничных туфель:

– Она спекулянтка!

Ни один из присутствующих не смог объяснить, чем отличаются троцкисты от верных сынов партии. Люди, столь ревностно боровшиеся с контрреволюцией, на самом деле не знали, в чем она заключается.

Иванов хватался за остатки седых волос.

– И это Иностранный отдел – цвет ОГПУ!

Чем дальше, тем яснее вырисовывалась картина: чекистами работали авантюристы, искатели легкой наживы и самые обыкновенные бюрократы – мелочные, злопамятные и невежественные. Они поселились в своей Лубянской твердыне, как гиены в расщелинах скалы; охотились – потому что хотели жрать, и держались за свои места – потому, что сотрудников ОГПУ боялись все и вся, а они не боялись никого, кроме гиен из соседнего логова.

2.

Алов не поднимал руку и не задавал вопросов. Было очевидно, что мнение сотрудников не влияет на решение комиссии: Драхенблют и Баблоян заранее договорились между собой – кого спасать, а кого топить, и большинством голосов решали все вопросы.

Заседание тянулось уже три часа.

– Ох, давайте быстрее! – едва слышно шептала Диана Михайловна. – Сейчас все магазины закроются, а у меня дома шаром покати.

Алов попытался отпроситься в уборную – чтобы заодно проверить, как дела у Рогова, но ему не разрешили:

– Раньше надо было об уборных думать! – проворчал Иванов.

Выходить могла только Этери Багратовна, которая приносила то воду в графине, то новый карандаш взамен сломанного.