— Всё хорошо… сдала Историю Англии… Осталась Россия и там… по мелочи.
— По мелочи? А я не ослышался, — декан перекатился с носка на пятки и сложил руки на животе. — Не ослышался ли я… что вы хотели прогулять?
— Я…
— Вероника! Вы должны понимать, что проблемы с Егором Ивановичем, на
— Простите, — Вероника подняла на декана взгляд и почувствовала, как у неё задрожали губы. Впервые. Это было так близко к слезам, что она была почти рада. Почти готова рассмеяться и обнять старичка с кустистыми бровями.
Когда тебя отчитывает какой-нибудь “властный герой”, ты смотришь на это и только пожимаешь плечами, но когда тобой недоволен человек в возрасте, с мягким заботливым взглядом и очаровательными бровями, а тебе вдобавок стыдно — это выше любых сил.
Вероника смотрела в глаза отчитывающему её человеку и понимала, что это уже не остановить. Крупные, горячие, долгожданные слёзы покатились по её щекам, и не поверив этому в первую секунду Соболева коснулась своего лица кончиками пальцев чтобы убедиться, и вдруг разрыдалась кошмарно, громко и со всей душой.
Она рыдала, как малышка, даже топнула ногой, а декан гладил её по спине и успокаивал. Это был, пожалуй, самый трогательный момент в жизни мужчины, ибо уверенный, что наставил на путь истинный студентку, он мысленно ставил себе маленький (метра два-три) в высоту, памятник во дворе ХГТУ.
А Вероника бормотала что-то невнятное, что могло значить, как “люблю”, так и “убью”. Как “Егор”, так и “позор”. И на душе у обоих участников процесса становилось светло.
Четверть часа спустя, умывшись в туалете, Вероника долго смотрела в зеркало на своё жалкое зарёванное лицо и старалась собраться с силами. Легче стало, а вот храбрости не прибавилось.
— Не хочу его видеть! — прошипела она себе под нос.
— Что? Прошла любовь? — усмехнулась Иванова, нарисовавшаяся в дверях туалета.
— Ты
— Не поверишь! Хотела тебе передать… что раз уж место так быстро освободилось… не рассчитывай, что я не воспользуюсь шансом. Неудачница!
— Иди… пользуйся, — пожала плечами Вероника, проводя по волосам, отчего локоны становились блестящими.
— Вот так вот просто?