— Покрасить бы всё тут и отмыть. Представьте как бы стало симпатично.

Стены в домике были ровные, а потолки на удивление высокие. Будто когда-то планировалось соорудить второй этаж, но планы так и остались планами. Зато под потолком теперь имелся обрубок перекрытия, на который даже вела хилая лестница. По центру гордо высилась на свои полтора метра крохотная печка.

— Ты когда-нибудь таким занималась? Это же кошмар!

— Что вы… это интересно. Представьте — этот домик может быть живым. В нём может быть уютно… Он такой маленький и странный.

— Это дача, Вероника. Она и должна быть мательной и странной! Тут вёдра хранят и лопаты…

Егор открыл дверку печки и скептически туда заглянул.

— Такое ощущение, что кто-то очень культурный всё-таки ходит сюда и потом возвращает на место замок… потому что печку, явно, топят.

Он вышел, оставив Веронику одну, в компании фонарика. Не будучи трусихой, она смело прошла по пыльному полу, чтобы достать из угла веник и начать подметать. К тому моменту, как Егор вернулся с охапкой веток и тремя поленьями, она смела всю грязь к выходу, а телефон закрепила так, что он освещал приличный участок комнаты.

— Держи, — Егор протянул пакет. — Я всё-таки готовился к поездке. Там заряженный фонарь и несколько свечей. Всё что нашёл у Игнатовых.

— Откуда вы знали, что тут света нет?

— Осенью садоводства его отключают, дурында…

Нашлись и спички, и несколько старых стопок в стенном шкафчике, из которых вышли прекрасные подсвечники. А когда в печке затрещали дрова и немного проветрилось от открытых форточек помещение, стало даже уютно.

— Блин… это так круто, что если начну говорить, вы решите, что притворяюсь, — шепнула Роня, опасаясь говорить громко и спугнуть магию “дачных духов”.

— Говори, — Егор подтащил к печке два стула, которые они в четыре руки хорошенько протёрли от жуткой грязи, и накрыли двумя старыми одеялами, которые пожертвовали Игнатовы.

— Да я всё… здорово тут. Меня от заброшек всяких просто… торкает!

— Прямо-таки торкает? — Егор протянул к ней руки и усадил рядом с собой на стул.

— А что мы будем есть? — спросила она, пряча нос в вороте его рубашки и глубоко вдыхая знакомый запах.

— Ничего.

— А пить?

— Ничего, — он отвечал буднично, будто в этом нет ничего странного.