— Ты сам попросился, — Майкл наставил на него длинный палец. — Я прекрасно помню, ты сам сказал, что хочешь сыграть водителя.

— Я пошутил!.. — засмеялся Бран.

— Бранвен, что подтолкнуло вас принять такое огромное участие в независимом проекте?

— Мне понравился сценарий, — спокойно улыбаясь, сказал тот. — В последние годы выходит такое огромное количество прекрасных книг, фильмов, сериалов — аудитория становится все более требовательной к тому, что они видят, читают, слушают, что они выбирают. Так что создателям контента приходится приноравливаться к этому. Именно к ним, к аудитории, а не к тем, кто в итоге купит независимый проект и сделает из него коммерческий продукт. Независимое кино хорошо тем, что ты можешь позволить себе сфокусироваться на том, что для тебя действительно важно. Взяться за историю и рассказать ее так правдиво, как ты сам видишь. Аудитория ждет интересных историй, сложных историй. Они не просто принимают что-то, но ждут, что история будет захватывающей, сложной, детализированной. Студии обычно вовлекают в создание фильма сотни людей, это происходит каждый год — еще больше экшена, больше драк, погонь, взрывов, больше саспенса, больше визуальных эффектов — и за всем этим сама история постепенно теряется, а ведь история — это то, за чем зрители приходят в кино. И, возвращаясь к вашему вопросу — меня покорила история. Я читал сценарий, я был примерно на середине, когда поймал себя на том, что не вижу строчки перед глазами — я вижу картинки. Когда я осознал это, они исчезли, и я страшно разозлился, что не могу включить их обратно. Тогда я решил, что хочу дать ему денег, — Бран кивнул на Майкла, который с интересом слушал его, — чтобы он показал мне эти картинки еще раз.

— Питер, — сказала Эллен, — ваш герой — он кажется совершенно обыкновенным, таким парнем, которого можно встретить на улице, в очереди в кофейню или сказать — я его знаю, это же тот парень, он живет по соседству. Вы даже одежду для него подбирали самостоятельно из собственного шкафа.

— Почти всю, — улыбаясь, сказал Питер. — Кое-что пришлось искать по сэконд-хендам.

— Каково это — играть, когда у вас фактически нет костюма, а вы предстаете перед камерой, как есть?

— Я хочу сказать, что внешний вид героя, его визуализация — это невероятно важно. Когда ты надеваешь костюм, даже если это просто футболка и джинсы — это момент трансформации. Так всегда было, и это особенно касается костюмных фильмов. Это очень тонкий, очень важный процесс, который помогает находить связь со своим героем. Когда ты надеваешь костюм, с тобой что-то происходит — оно должно, и меня всегда пугало, если я чувствовал, что ничего не происходит, ничего не меняется. Идея в том, что когда ты перевоплощаешься в героя, ты чувствуешь себя иначе, у тебя меняются жесты, мимика, походка, ты иначе двигаешься — и когда ты это чувствуешь, ты должен запомнить этот эффект, запомнить язык тела своего героя, чтобы носить его с собой. Иногда это непросто, потому что костюм, который великолепно смотрится на экране, в жизни неудобен — он тяжелый, он давит, трет, в нем не повернуться, а у тебя еще может быть парик, что угодно еще — но ты должен действовать так, словно твоему герою привычно все это носить, ты должен найти способ заставить его выглядеть во всем этом естественно. По крайней мере, так всегда было для меня до тех пор, пока Майкл, — Питер кивнул в его сторону, — не показал мне, что можно действовать иначе. Что многое, если не все, можно найти в себе, а не в костюме. Так что для меня почти не имело значения то, что у меня был обычный гардероб. Мой герой был внутри меня.