Больно. Очень больно. Но она терпит, закусывая до крови губу. Как терпела все это время. Не сейчас. Может, позже. Когда-нибудь позже. Есть надежда, что он чувствовал хотя бы сотую долю того, что довелось испытать ей. Хотя бы тысячную долю того, что поселилось в ней навсегда.

Она смеется над собой. До слез.

Нет, он так и не узнает. Что она любила его, любит и, наверняка, еще долго будет любить. Стирает ладонями слезы и забывает обо всем. Чтобы завтра вспомнить снова. И задуматься: знает ли Он эту боль?

Потому что если Он ничего не чувствует, то зачем ей ждать от него слов сожаления?

Митя

- Котенок, говори шепотом, мама еще спит, - он целует старшую дочь в обе щеки, поднимает и усаживает перед телевизором рядом со средней.

Малышки так умилительно открывают рты при виде мультяшных героев, что улыбка невольно расплывается по его лицу. Сладкие румяные щечки, по-детски пухлые губки, реснички длиннющие и пушистые. Две красотки – копии его Евы. Нет ничего прекраснее на свете, чем видеть, как эти кукляшики бегут к нему с распахнутыми объятиями каждый раз, когда он поднимается из их кафе в квартиру, расположенную над ним на втором этаже. Видеть, как встречают, как радостно визжат и обвивают шею хрупкими ручонками.

В эти моменты ему всегда приходится удерживаться, чтобы не зацеловать их до смерти, чтобы не отгрызть самый вкусный кусочек или не проглотить малышек сразу целиком. Невероятно, что эти маленькие женщины делают с ним - вертят просто, как хотят. А ему остается только млеть от нежности и любви, растворяться в этом безграничном всеобъемлющем счастье.

- Так, принцессы, не шумим, хорошо? – Спрашивает он и, дождавшись одновременного кивка двух хорошеньких каштановых головок,аккуратно берет на руки полуторамесячного сына и спускается вниз, в кафе.

- Как ночка? – Спрашивает Мила.

Подруга семьи (крестная старшей дочки Леночки и тезка средней дочурки Милочки) сидит за своим любимым столиком возле окна. Поглощает утреннюю пиццу с кофе. Делает это каждый день перед тем, как отправиться на работу в свой офис.

- Колики. – Выдыхает он, плавно покачивая сына. – Ева почти не спала ночью. Давала лекарство, качала, делала массаж. Костик то засыпал, то просыпался. Успокоился только под утро. Прямо на ней. Старшие тоже только так успокаивались – кожа к коже, тепло и хорошо.

Беременная Мила бочком вылезает из-за стола и подходит поцеловать зевающего кроху. Касается губами лба и качает головой:

- Папкин сын. – Цокает языком. – Всех ведь девок с ума сведет!

Митя гордо задирает нос.