Что еще можно найти на этих плоских, унылых, лишенных каких-либо красот берегах? Непривлекательные гавани с их неторопливым ритмом работы; вдоль набережных, забитых грудами тюков шерсти, несколько домов из досок или гофрированного железа и безотрадный хаос бараков по обочине черных дорог, которые, как артерии жизни, тянутся в глубь страны, чтобы утвердить господство людей над землей, которая так неохотно их принимает. Очень скоро замечаешь, что эта земля создана не для людей, а для овец и человек здесь только слуга и повелитель огромного овечьего стада: в одной лишь чилийской части Патагонии насчитывается три миллиона овец. Группы построек ничем не трогают сердца, ничто не заслуживает дружелюбного или одобрительного взгляда. Недавно родившееся города еще не имеют своей истории и ничего не сделали для того, чтобы заставить трудовой люд благоустроить и приукрасить их, а может быть, после нескольких неумелых и трогательных попыток они отказались от этой затеи.

За прибрежными селениями, за горизонтом, там, где небо гонит облака навстречу упорному, злобному ветру, простирается «сатро» — земля. По дороге в глубь земли встречаешь громадные колышущиеся потоки серых овец, которые отовсюду стекаются к морю. Свою шерсть они оставили в бараках для стрижки на эстансиях и теперь идут последней дорогой к бойням и холодильникам побережья. Если выбраться из припортовой зоны, превратившейся в единую гигантскую овчарню, можно идти часами, не встречая ни одной овцы: казавшееся бесконечным стадо растворилось в безбрежном пространстве, исчезло в нем. Это. пространство, эту пампу, подобную морю, кое-где оживляет ленивая зыбь длинных холмов, из которых внезапно, как скалистый морской берег, возникают Анды. И в этом море пампы кораблями плывут одинокие эстансии; у них и названия кораблей: Рио-Верде, Лагуна Бланка, Энтревиентос, Кондор; свои капитаны и команды из пастухов и рабочих, иногда даже свой самолет — все это, правда, забыл пророк Жюль Верн!

Пампу сменяет лес, или, вернее, то, что от него осталось. Это громадное пространство напоминает поле боя и поражает воображение своими размерами. Но тщетно было бы искать участников сражения — вокруг ни души! Тысячи деревьев, лежащих на земле, в немом крике простирают к небу свои искривленные ветви: они вырублены людьми всего за полстолетия. Огонь позаботился об остальном. Где исчезает лес, возникает пастбище — лес жертвует собой ради жизни овец.

Наконец появляются горы. Здесь нет предгорий, как на севере страны, где они возвещают о наступлении гор и образуют их пьедестал. Тут, на краю земли, горы кажутся огромными и будто пытаются напугать путника. И человек в изумлении замирает, когда над бледными озерами или ровным горизонтом пампы вдруг возникает грозная твердыня Анд.