Диапазон подобных возможностей продолжит расширяться. Вместо ребенка трех родителей теперь представьте ребенка четырех. В один прекрасный день можно будет взять у четырех человек клетки с внутренней поверхности щеки и сделать из них индуцированные плюрипотентные стволовые клетки. Затем ученые превратят их в яйцеклетки и сперматозоиды, из которых получат эмбрионы. Одна пара людей произведет один набор эмбрионов, а другая – второй.

На ранних этапах развития эмбрионов, когда те еще представляют собой лишь шарики из клеток, исследователи возьмут из каждого по клетке и лабораторными методами превратят их в новые яйцеклетки и сперматозоиды, из которых можно будет получить новый эмбрион. Если затем он будет имплантирован суррогатной матери и разовьется, то рожденный ребенок унаследует по четверти своей ДНК от каждого из четырех доноров.

Мы еще не вошли в эпоху множественного родительства. Но приблизились к ней настолько, что философам пора задуматься о его значении для нас. Этические проблемы митохондриальной заместительной терапии на этом фоне будут выглядеть пустяковыми. У детей, появившихся в результате такого множественного родительства, может возникнуть путаница в собственных родственных связях. А любая соматическая клетка – с некоторой нашей помощью – теперь получает шанс обрести бессмертие зародышевой линии и дать начало новому организму.

Эксперименты Хаяси придают иной смысл словам, которые мы употребляем в отношении родства. В его опытах у рожденных мышат есть мать, хотя они произошли не из яйцеклеток ее, а из клеток кожи. То же самое можно сказать и о человеческих детях, полученных после искусственного гаметогенеза. Но как только ученые приступят в своих лабораториях к проведению циклов оплодотворения, трудно будет сказать точно, а от кого, собственно, происходят те, кто в пробирке. Разве могут быть родителями восьмиклеточные эмбрионы? Поскольку эти исходные эмбрионы не будут имплантированы, они никогда не станут людьми. Роберт Спэрроу утверждал, что эмбрионы, полученные от таких «родителей», осиротеют еще при зачатии[1154].

Эти удивительные возможности становятся реальностью уже в наши дни. Чтобы разбираться в них и выносить этические суждения, нам следует глубже понимать наследственность – все, что подразумевается под этим словом. Мы должны рассматривать закон Менделя как лишь один из многих способов естественной передачи генов от предков к потомкам – той передачи, которой мы пытаемся манипулировать. Нам нужно признать, что у клеток в наших телах есть свои предки и потомки, которые могут стать мозаичными или перемешаться, образуя химерный организм. Нам придется расширить границы того, что мы называем наследственностью, и рассмотреть другие способы, которые сегодняшний день связывают со вчерашним – будь то отличающиеся от ДНК молекулы, которые передаются следующим поколениям, или микроорганизмы, которым с нами по пути, или инструменты и традиции человеческой культуры, или даже окружающая среда, в которую рождаются наши дети. Только тогда у нас появится необходимый язык, чтобы обсуждать способы, которыми мы можем контролировать наследственность для нашей пользы, и опасности, которые мы оставляем на усмотрение будущего.