Давай ложиться спать, малыш, — я и сам уже едва держался на ногах, и где, блин, мои девятнадцать, когда всю ночь можно было зажигать, как Карлсон с моторчиком, а утром, быстренько зажевав перегар, бежать на пары и хоть бы хны?.. Ага, кивнула она, давай — и подняла на меня глаза, которые сквозь всю деревянную усталость, сквозь отупение позднего времени и сгоревшего адреналина, внезапно прошили, пронзили меня живой музыкой, будто зазвучали, — в ее глазах светилась нежность, и кротость, и печаль, и что-то такое непередаваемо-женское, от чего в горле сжался комок: поедем завтра к тому мужику?..

Если хочешь, прохрипел я голосом старого мафиози из фильма Тарантино. Холера, я все-таки был растроган, был готов чуть ли не разреветься. Я и собирался утром в Борисполь, к тому экспроприированному Юлечкой дядьке, — выяснить подробности и оценить убытки (часы с кукушкой, ореховый шкаф, что там еще эта курва сплавила Б. и Ко у меня за спиной?), — но собирался ехать один, до сих пор я никогда не втягивал Лялюшку в свои дела… Правда, этим делам никогда не наносили такого удара, какой я получил от Юлечки. Вот это, блин, пригрел гадюку на груди.

Именно это — как стало понятно, когда клубок первого шока немного осел, перекипел и разложился на отдельные пряди (где потери финансовые, где моральные, где имиджевые, за что хвататься в первую очередь, чтобы хотя бы частично залатать дыры…), — именно это, в принципе, и допекает меня больше всего: то, что пригрел гадюку. Обман доверия — это самый болезненный пробой, и ничем его не залатаешь. Такая клёвая секретарша, незаменимая помощница, правая рука! Аккуратистка — не нарадуешься. И всегда в курсе всех моих планов, ах ты ж ёханый бабай. Как же я так повелся, что эта сучка более полугода водила меня за нос, целую историю мне сплела о том, как наследники дядьки, сын и дочь, будто бы закобенились и уговорили его ничего из домашнего имущества не продавать? И так все серьезно, озабоченно, тудыть твою мать, — ах Адрианамброзьич, что же делать, они отказываются?.. Нужно набавлять цену, отвечал я как идиот, другого выхода нет. И цену, видать по всему, заинтересованные лица Юлечке и правда набавили некисло: когда я сам позвонил дядьке, тот наотрез отказался иметь со мной дело: ничего не знаю, ничего не продаю, передумал, пошли все нафиг, — дядька определенно не желал со мной разговаривать, будто кто-то его неслабо настроил против меня или просто меня оклеветал, но я все еще, как лох, ничего не подозревал. Сам не знаю, как сегодня (да нет, уже вчера!) сумел сдержаться и ничем себя не выдать, когда мой директор банка, давний и верный клиент, пожаловался мне, скрытым укором, что видел дома у министра новое приобретение — сецессионные часы с кукушкой, и что такое чудо, говорят, прямо под Киевом отыскалось, где-то в селе за Борисполем, — типа, что ж это я, раззява, так провтыкал, считай, под носом?.. Вот это был удар — прямо по темечку! Доверчивый, мягкосердечный Адриан Ватаманюк, друг детей и животных. И мелитопольских проституток. А я же ей, курве, еще и зарплату поднял, и на искусствоведческий впихивал на бюджетное отделение: учись, дитя, наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни… Млять. И как, спрашивается в задачке, жить, как строить бизнес или вообще что-нибудь строить — если никому не верить?..