Тонко организованным милицейским натурам при взгляде на происходящее показалось, что на дне выгребной ямы задержанные не только пьют подозрительно жёлтую водку, но и пытаются закусывать куском мёрзлого дерьма, который отбирают друг у друга, что, собственно, и привело к взрывному рвотному рефлексу и временной утрате двух единиц личного состава.

Вскоре выяснилось, что впечатление от увиденного имело отдалённый эффект. Милиционеры стали как-то сторониться дружеских попоек. По результатам выполнения особо важных заданий всячески уклонялись от законных ста грамм. С удовольствием дежурили по праздникам и выходным. Приобрели репутацию законченных трезвенников, но на отрез отказывались объяснять непосвящённым причины, на это их подвигнувшие.

Тюрьма

Тюрьма

В тюрьму я попал на пятом курсе мединститута – по собственному желанию. В моё студенчество считалось хорошим тоном подрабатывать ночами в больнице: на младших курсах санитаром, после четвёртого года обучения – уже медсестрой. (Советские чиновники, видимо, не предполагали, что при кадровом дефиците в исключительно женской профессии появятся мужчины. Так и сохранилась в трудовой книжке запись: «Принят на должность медицинской сестры».)

Работа была почётной: студенты общались с настоящими врачами, наблюдали тяжёлых больных, помогали на операциях. Эмоционально делились потом впечатлениями на лекциях. К тому же преподаватели спокойно относились к опозданиям, если оправданием было дежурство в клинике. То есть врастание в профессию врача из санитарки через медсестру всячески приветствовалось в вузе.

Я тоже с первого курса подрабатывал: дворником, оформителем, охранником ВОХР и даже Дедом Морозом. А вот приблизиться к будущей профессии как-то не получалось. Не то чтобы я сильно переживал по этому поводу, но лёгкий намёк на начинающийся комплекс появился.

Счастье, как всегда, привалило внезапно. По «страшному секрету» однокурсник сообщил, что появилась вакансия ночной медсестры в тюремной больнице на левом берегу. Он уже работал там и козырем учреждения считал зарплату: в больнице платили в два раза больше, чем в любой городской клинике. Да, доплата шла «за вредность», потому как пациентами были воры, убийцы, насильники, тоже, как и их жертвы, имеющие право на медицинскую помощь. Меня эта специфика работы за колючей проволокой совсем не пугала.

Первые неприятные ощущения возникли, когда проходил ворота больницы: лязг металлических решёток, проверка документов, железный голос охранника. Всё говорило о том, что тут – граница свободы и неволи. Зона. Пусть больничная, но со всеми атрибутами тюрьмы.