Эх, в какой же дурдом превратился этот мир. Но после пары глотков из первой бутылки мир стал казаться чуть более сносным. Наткнись кто-нибудь на перемазанного чужака, заползшего в черную щель, мало не покажется никому, а на капитана еще навесят нескончаемую бумажную волокиту. Пусть Ассан своим умом думает, как ему быть. А не узнает капитан, какое дельце провернули у него под носом, значит не узнает.
"Беренгарию" задержали два шторма, потом пришлось двое суток стоять на рейде и ждать крошечный катер, который доставил портового лоцмана, чтобы тот поднялся по лоцманскому трапу на борт и провел судно к причалу.
Сухогруз еле втиснулся между другими судами; швартовались уже в темноте. Старпом увидел, что Ассан стоит у леера и вглядывается в ночной силуэт отдаленного города.
— Это Филадельфия, штат Пенсильвания. Америка.
— А где Чи-каа-го? — спросил болгарин.
— От Филадельфии до него подальше будет, чем от Афин до Каира.
— Так далеко? Убиться легче.
— Филадельфия с виду — рай, согласен? Но когда придем в "Нью-Йорк, Нью-Йорк", ты увидишь, что такое настоящий американский город.
Ассан закурил; старпому тоже предложил сигарету.
— В Америке сигареты куда лучше. — Старпом затянулся, пристально глядя на болгарина, с которым в рейсе не было никаких проблем. Абсолютно никаких. — Завтра "кузнечики" придут досматривать судно.
— Что за кузнечики?
— Пограничный контроль. Шмонать будут капитально — нелегалов искать. Коммунистов.
При упоминании коммунистов Ассан сплюнул за борт.
— Нас каждый раз по головам считают, — продолжал старпом. — Если какая нестыковка, жди беды. А если нарушений не выявят, то пойдем в увольнение, увидим "Нью-Йорк, Нью-Йорк". Я тебя там в парикмахерскую сведу. Побреют лучше, чем турки.
Ассан помолчал.
— Если на судно пробрались коммунисты, пусть бы их всех повязали, — сказал он, повторно сплевывая за борт.
Лежа в кубрике на своей койке, Ассан притворялся спящим, пока другие матросы сновали туда-сюда. В четыре часа утра он бесшумно оделся и заскользил по коридору, всматриваясь в каждый угол, чтобы убедиться в отсутствии лишних глаз. У топливозаправочного поста он взял лом, приподнял стальной лист и сдвинул в сторону.
— Пора, — сказал Ассан.
Ибрагим выполз из темной щели между палубой и внутренним корпусом; локти и колени были содраны в кровь. Сколько же дней и ночей он там провел? Восемнадцать? Двадцать? Какая разница?