Более восьми месяцев у него ушло на то, чтобы добраться сюда. Путь его был извилист, но общее направление оставалось неизменным — как у трещины, упрямо ползущей по ветровому стеклу. Он ехал автостопом, в товарных вагонах и в междугородних автобусах; он прошагал пешком много миль в любую погоду. Самосвал в Индиане. Речная баржа в Мемфисе. Местные акценты порой были ему так же непонятны, как иностранные языки. Из Арканзаса в Оклахому он прибыл в кузове грузовика среди ящиков с персиками, весь липкий от сочащегося на пол сладкого сока и вдобавок искусанный полчищами муравьев. В числе мест, где ему случалось ночевать, были индейская деревня в Нью-Мексико, бордель в Денвере, окружная тюрьма в Амарилло, монастырь в Хуаресе. Зачастую он спал под открытым небом. Как-то сумрачным вечером, выброшенный из машины одним извращенцем, он устраивался на ночлег среди кактусов на пустынной обочине и вдруг увидел, как в небе на востоке появился чудовищный огненный шар, а потом завороженно наблюдал за ростом грибовидного облака с молниями внутри, пока до него не добрались жуткий гром и горячий ураганный ветер, вдавивший его в песок и оставивший соляные дорожки от слез изумления на его щеках.

И вот прошлой ночью, после многих месяцев и тысяч миль, Стэнли наконец-то нашел то, что искал. Он достиг своей цели, однако не смог вспомнить ни черта из того, что планировал сказать при встрече. Он никоим образом не дал понять Уэллсу, что послание было получено и теперь Стэнли хочет в нем разобраться. Вместо этого он, как жалкий недоумок, бродил по улицам в компании многоречивого старпера и его мерзкой, всюду писающей собачонки.

Пятна солнечного света перемещаются на дюйм по полу, усыпанному белым порошком, который сверкает, подобно волшебной пыли в диснеевских мультиках. Стэнли слышит шум проезжающих машин, отдаленный рокот мотоцикла, глухие удары штормового прибоя. Чайки истошно стенают, как старухи на похоронах.

Клаудио не реагирует, когда Стэнли встает и потягивается, разминаясь. Накануне они вернулись сюда поздно ночью, так что Клаудио, скорее всего, проваляется еще несколько часов. А Стэнли больше не может спать. Много дел впереди.

Штанина джинсов прилипла к ноге. Он дергает ее и морщится, вспоминая о ране. Выйдя в переднюю комнату, мочится в бутылку из-под молока и потом затыкает ее, чтобы не распространять вонь. Открывает вещмешок, делает несколько глотков из фляги и чистит зубы.

Завершив на этом привычный утренний ритуал, он стягивает джинсы, разматывает окровавленную повязку и промывает рану. Выглядит она неважнецки. Стэнли находит в мешке флакон медицинского спирта, катушку с нитью и чистую белую майку, которую не жаль пустить на бинты. Льет спирт на рану, стиснув зубы, чтоб не завопить во весь голос от жгучей боли. Флакон почти опустел, и он выливает на рану остатки. Вытерев слезящиеся глаза майкой, рвет ее на полосы и накладывает свежую повязку. Эта мучительная, но необходимая забота о себе доставляет ему своеобразное суровое удовольствие, приправленное презрением к миру мягкотелых обывателей, неспособных либо не желающих поступить подобным образом и решающих все свои проблемы уплатой денег спецам. С некоторых пор он уже не в мечтах, а именно в подобных действиях — несложных, но требующих выдержки и усилия над собой — ощущает свое сродство с Гривано.